Читать «Дом, который построил...» онлайн - страница 64

Елена Тат

Как только позволили врачи, Надя и Юля стали ежедневно ходить к своей подружке в больницу или домой, и развлекать ее, помогая вернуться к нормальной жизни.

Потом уже они и не могли точно вспомнить, кто же из них принес ей первую книжку про любовь. Дамские романы, как грибы после дождя, появлявшиеся в то время на книжных развалах, все больше завоевывали сердца россиянок. Аня проглотила одну книгу и затребовала другую, потом третью. Мать встревожилась: не станет ли хуже? Все эти любовные страсти, объятия и поцелуи, – не пробудят ли они у дочери страшные воспоминания? Не всколыхнут ли только чуть затихшую волну?

Но доктор, после расспросов, ее успокоил: – Не трогайте ее пока. Каким-то чудом она сама себе интуитивно придумала такую терапию, заменяет свое пережитое прошлое на прочитанное из книжек. Очень может быть, что у нее получится наложить одну картинку на другую. Молодец, девочка…

Аня поступила в институт, ходила на лекции и семинары и мало чем отличалась от своих сверстников, разве что очень неброской для молодой красивой девушки одеждой, и стремлением к уединению. Личная жизнь ее ограничивалась лишь узким кругом общения с любимыми подружками, да чтением. И еще были две особенности: она никогда не оставалась один на один в закрытом помещении с мужчиной и не ездила с ними в лифте, даже с соседями, которых знала с детства. Ну, ведь ее легко понять: и хорошего мальчика Толика она тоже знала с детства…

Однажды, когда она дочитала очередную книжку, а другой под рукой не оказалось, она взялась за перо сама. Таким образом, через несколько лет и появилась писательница Анна Морозова.

Практически ничего в ее отношении к людям после пережитого насилия не изменилось. Внешность ее не пострадала, здоровье поправилось. Она не озлобилась, не стала на каждого встречного мужчину смотреть, как на потенциального насильника, не подозревала ни в ком подлости. Вот только ее отношения с Богом испортились напрочь. Всю свою ненависть, обиду и ответственность за произошедшее, она возложила на Небеса.

Когда она на короткое время приходила в себя в палате интенсивной терапии, вся опутанная проводами и трубками катетеров и капельниц, то сразу же начинала плакать и биться, терзаемая ужасом и стыдом от обрывочных, вспышками всплывающих в голове воспоминаний. И лишь одна мысль пульсировала в голове: умереть, не дышать, не помнить, не видеть… перестать существовать, чтобы память о том, что случилось, тоже умерла вместе с ней…

Родители ходили на работу, а бабушка, забросив все свои дела, оставив деда на попечение детей, осунувшаяся, разом постаревшая, сутками сидела при внучке, с молитвой перебирая четки и переезжая следом за ней из отделения в отделение.

– Ты должна жить, – шептала она, гладя исколотую тонкую руку, и словно чувствуя, что за мысли бродят в маленькой, коротко стриженной голове с зеленкой в волосах. – Надо, надо жить, девочка… наперекор всему… назло тем мерзавцам… назло всем… Пусть Господь даст тебе силы… Живи, моя хорошая… и докажи, что тебя никому не сломить… мы все тебя любим… Живи ради нас, родная…