Читать «Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков» онлайн - страница 271

Хаусхофер, исходя из задачи немецкого противостояния Англии, как обозначившемуся с начала XX в. основному противнику, вдохновился страхом Маккиндера перед сплочением «хартленда», ядра континента с некой частью приморья – либо через русско-германский блок, либо через вытеснение России из значительной части хартленда японо-китайским сообществом. Отталкиваясь от страхов противника, Хаусхофер выстроил план сплочения «евразийского континента от Рейна до Амура и Янцзы» посредством японо-советско-германской оси, притягивающей к себе всех противников океанического, англо-французского империализма. В концепции Хаусхофера «Евразия» – это массив континента. В ранних работах он различает Ost-Asien и West-Eurasien как части этого массива: Восточная Азия – это и есть восток Евразии. В то же время в некоторых случаях (например, в статье 1940 г. «Континентальный блок: Центральная Европа – Евразия – Япония» в связи с обсуждением плана оси «Берлин – Москва – Токио») возникает как бы контекстная омонимия: если идея «Центральной Европы» отождествляется с Германией, то термин «Евразия» в этой цепочке как бы естественно соотносится с Россией. Однако неоспоримо, что эта метонимия всецело мотивирована сюжетом «связывания Центральной Европы – через большую Евразию насквозь – с ведущей силой Восточной Азии», на каковой оси Россия представляет некий важный промежуточный член (ein wichtiges Zwieschenglied). Руководствуясь такой же логикой, Гитлер, по воспоминаниям В. Шелленберга, свой приказ о подготовке войны против СССР сформулировал в терминах перехода к строительству «евразиатского пространства» (eurasiatischer Raum). И в текстах Хаусхофера, и в распоряжении Гитлера идеи материка-Евразии и России связываются предполагаемой ролью России в консолидации континента как звена между силовыми центрами Европы и Восточной Азии: будь то роль соучастника или добычи. В рамках такого сюжета состыкуются под одной фонетической оболочкой термина «eurasiatische» идеи материка, объемлющего Азию и Европу, и внутреннего пространства, выходящего на оба этих географических мира.

Но как раз такой связи у евразийцев найти невозможно. Исходя из идеи «России – особого мира» с неевропейской и неазиатской судьбой, они оказались полностью чужды идеи трансконтинентальных блоков, особенно мысли о союзе «сердцевины суши» с Центральной Европой. Трубецкой твердо предостерегает русских, разгневанных на Антанту, против убежища в германофилии, и Савицкий относит всю Европу к враждебному России-Евразии царству Океана. Еще важнее другое обстоятельство. Резко осуждая большевиков начала 1920-х за намерение «русифицировать» Европу под видом ее «коммунизации», евразийцы полностью приняли большевистскую политику в Азии – политику подрыва европейских империй и сфер влияния как «единственно естественную для России». Трубецкой провозгласил новую роль России как «огромной колониальной страны, стоящей во главе своих азиатских сестер в их совместной борьбе против романо-германцев и западной цивилизации». Поскольку в сестринские страны он зачислил территории в Азии, ведущие к теплым морям (Турцию, Персию, Индию, Китай, Афганистан), казалось бы, он тем самым прямо выходил на идею «континентального блока», пусть и противостоящего Европе. Но не тут-то было.