Читать «Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков» онлайн - страница 229

Вадим Леонидович Цымбурский

Ему противостоял русский план, сформулированный в начале войны в выступлениях Сазонова и беседах Николая II с французским послом М. Палеологом: контроль над проливами, восточной Галицией, тем не менее, воссоздание Польши с Прикарпатьем под русским покровительством, «исправление границ» в Восточной Пруссии, сведение Пруссии до статуса простого королевства. Соглашение 1915–1916 гг. о передаче России Константинополя с проливами и восточной Анатолии, причем отстаивалась задача сохранить за оставшейся Турцией выход к Средиземному морю, в перспективе – превращение этого государства в зависимое от России. Итак, собственно, русификация всего Балто-Черноморья вместе с закавказской каймой.

Черты тех лет: сепаратные предложения от Германии в июле 1915 г. России – проливы, Германии – Литву и Курляндию, склонность Николая II стабилизировать позиции с присоединением к России Восточной Галиции и Константинополя, чтобы перейти к обороне (1916 г.); отчаянное недоверие русских к операциям союзников в районе проливов – всё подводит к выводу: новая фаза разворачивается, Россия втягивается в европейский расклад как участник игры благодаря акцентировке войны на балтийско-черноморском пространстве. Задача переустройства этого пространства, особенно в южной части, оказывается ключевой, нейтрализуя собственно вопрос об отношении пространства России к пространству Европы, порождая сугубый прагматизм в отношении к славянским делам, подчиняя их задачам сборки Балкан и выстраивания различных конфигураций в противовес германской сборке.

Это время, когда возникает альтернатива: или – пространство России в противовес Европе, или – Россия как источник переустройства Европы и славяне как посредники в этом деле, реконструкция пространства по соседству с державой, вовлеченной как крупная сила в игру европейских центров. Формально это момент, когда Россия по типу поведения в наибольшей мере выглядит «просто европейской страной», обустраивающей за счет экспансии свои окраины (как в начале XIX в.) в отсутствии цивилизационно-геополитической выделенности. Об особом положении России говорит в этом случае лишь недолговечность этой фазы, быстрый надлом России и переход в фазу В. О том же свидетельствует двусмысленность – прагматичность «европеизма» из-за обустройства Балто-Черноморья и мотивы европейской миссии как союзной силы*.

Собственно, попытка решить балто-черноморские задачи, балансируя между «блоками», «паразитируя», по Троцкому, на их конфликтах, – лишнее подтверждение важности самоотождествления со «своей» Европой против «не-своей», а также восприятие Европы как двух станов, что позволяет решать дела в Балто-Черноморье, никак не ставя задач определить отношение России к Европе как противолежащему целому (от разморозки Восточного вопроса до целей войны в формулировке 1914–1916 гг.).