Читать «Сказание о Луноходе» онлайн - страница 45

Александр Леонидович Струев

Скоро добрались до формы котлет, булочек, макарон, дизайна консервных банок, фасонов одежды, обуви, моделей мужских и женских стрижек. Самой популярной, «всенародной стрижкой» считалась стрижка «под ноль» – это когда все волосы на голове срезала машинка парикмахера. Такая нехитрая прическа устраивала и женщин, и мужчин. Мужественность мужской стриженой головы пришлась очень по вкусу женщинам, а мужчин привлекала беззащитность, а где-то сексуальность женской. Священники первое время сопротивлялись, не желали стричься «под ноль». Но когда Вожатый отправил Мелитопольского митрополита и двух пожилых епископов на пенсию, охи и ахи в церкви сразу прекратились, подстриглись как миленькие, никому не захотелось уезжать на Поселение.

– Церковь у нас по ошибке от государства отделили! Как же это получается, если церкви в городах наших и в селах колхозных расположены, граждане республики туда молиться приходят, а они, церкви эти, чужие? Ошибочка вышла! Это наши церкви, товарищи, а значит, и священники в первую очередь наши, а уже потом Божьи! По какому закону и кто от нас церкви отделил? В этом еще разобраться надо!

И с церковью разберемся! Это я вам, ребята, обещаю! – кивал Заседателям Палаты Вожатый. – Со всеми потихоньку разберемся!

Всё кругом сделали установленным и определенным. Особым Постановлением Палаты для стариков образовали специальные Поселения, где престарелые люди, заботясь друг о друге, доживали последние дни, не доставляя трудящимся хлопот. Эти изолированные колонии размещали как можно дальше, а если кто из старичков-старушек туда не доезжал, задыхался в забитом до отказа поезде или помирал в тряском кузове грузовика, что ж поделаешь, судьба, возраст-то нешуточный! Правительство снабжало поселян всем необходимым: продуктами, лекарствами, одеждой, стройматериалами, горючкой, но полностью отрезало от окружающего мира. Старики перебивались в колониях, как могли. Сами следили за чистотой, поддерживали порядок, распределяли еду, медикаменты, делили теплые вещи, хоронили умерших.

– Пусть живут, не докучая своей убогой беспомощностью, а мы будем им что надо подбрасывать, – пообещал Вожатый.

Товарищ Фадеев как-то посетовал:

– Органавты абсолютно за старичьем не приглядывают, а там хватает здравомыслящих людей. Что они говорят? Что думают? Что замышляют? Не ждать ли оттуда беды?

– Беды?! – отмахнулся Вожатый. – Это тебе все кажется, а когда кажется – креститься надо! Людям по семьдесят-восемьдесят лет, дунь и рассыпятся. Они еле ноги тягают, а ты – беды! – но на всякий случай добавил, глядя на Редактора. – Сократи снабжение лекарствами, и они только и будут думать, где взять таблетки!

Достигшие семидесятилетнего возраста на следующий день после торжественного юбилея и искренних поздравлений отбывали в колонии-резервации; правда, по показаниям врачей туда отправлялись гораздо раньше. Инсульт, инфаркт, нарушение мозгового кровообращения, да мало ли что еще, – и путевка на Поселение на руках. От стариков легко могли избавиться, не взваливая на плечи государства такую обузу, как их содержание, достаточно было одного безболезненного укола, но Вожатый изменил эту практику.