Читать «О Туле и Туляках с любовью. Рассказы Н.Ф. Андреева – патриарха тульского краеведения» онлайн - страница 62

Александр Никитович Лепехин

Москвитянин, 1843. № 6

1949 г. Прогулки по Туле и путешествия по ее окрестностям

Есть на свете тяжёлые, неподвижные, чугунные люди, называющие себя основательными, которые хотели б, чтобы все удовольствия были из цельного длинного куска, как Александровская колонна, и не постигают поэзии отрывка.

Не успели мы отойти и 20 шагов от гауптвахты, как Тульский старожил остановился, приняв величественную позу и важный вид. Что бы это такое значило? Подумали мы, и в недоумении робко смотрели на нашего путеводителя; но, прочитав во взорах его, оживлённых мыслию, непременное желание говорить, мы успокоились и готовы были слушать дальнейшие рассказы старика.

Лет за 60 с небольшим тому назад, сказал он, погрузив конец своей суковатой трости в пыль, сметённую с площади, вот здесь, на самом этом месте находилось каменное строение с металлическими решётками в узких окнах, которого кровля из облитой черепицы отражала затейливые фантастические фигуры. Это каменное строение называлось в то время «мешок». На его месте теперь существует гауптвахта, в которой мы пили чай. Насупротив «мешка», была тюрьма (острог), упираясь другим фасом в Крапивенские ворота, эти ближайшие соседи вмещали в себя так называемый мешок – людей заключаемых за маловажные вины; тюрьма важнейших преступников. Но вот в той круглой башне, продолжал старик, указывая пальцем на юг, что на углу крепости, против девичьего монастыря, был «застенок, или «застенье». Об этих застеньях или застенках, имеем сведения только от иностранных писателей – Павла Иовия, Герберштейна, Олеария, которые подробно рассказывают о каждом из них с изумляющей подробностью. Летописцы и другие письменные наши памятники до XVIII века редко упоминают о них, а если и говорят о застенье, то умалчивают о том, что там делалось. Так, например, псковский летописец, изданный Академиком М.П.Погодиным, повествует, под 1550 годом: «губная изба стоит на большой улице (в крепости), При губной избе приделан застенок для сыскных дел». С открытия Тульской губернии, эта губная изба превращена в «мешок», а приделок сломан. В башне, о которой я вам говорил, все отверстия заделаны наглухо кирпичом, но сверху (с Кремлёвской стены) можно видеть пустую внутренность, потому что своды, бывшие в ней, выломаны. Толстые железные кольца, крюки и род болтов с дырами вделанные в стене, вот что свидетельствует о бывших временах. Говоря о «застенье» или «застенке» невольно вспомнишь о многозначительном выражении старины: «Слово и дело». Другое выражение старины также была пугалищем народа; но в моё время его редко уже слышали: я разумею «язык» технический термин, непонятный для вас, молодого поколения. «Языка ведут!» вопил народ и все бежали от него, как от человека поражённого чумой. Повторяю, что во второй половине прошедшего века «языков», редко уже важивали по улицам, площадям т базарам, и я не помню, чтобы когда-нибудь с ним встречался.

В моё время Кремль населяли народ всё нужный, должностной. Деревянные домики им принадлежавшие, загромождали всю площадь его; здесь были 4 улицы, Большая Пятницкая, Борисова, Жукова и Ламакина. Кстати заметим, что Жуков славился превосходным почерком: он писывал двумя пальцами: большим и указательным без помощи среднего. Помню, что по Кремлёвским улицам, в проливные дожди стояли огромные лужи; грязь была непроходимая, потому что мостовой ещё не существовало. Воеводский дом находился в Водяных ворот, на восток, Воеводская канцелярия на Севере, к Ивановским воротам, названным вероятно по монастырю, примыкала Ломакина улица. Таким образом, начальник города Тулы, живши в крепости, исполнял и должность коменданта.