Читать «О Туле и Туляках с любовью. Рассказы Н.Ф. Андреева – патриарха тульского краеведения» онлайн - страница 120
Александр Никитович Лепехин
В настоящее время дом этот, конец концов, просто приют нескольких домовитых ласточек и хищных воробьев, а также и диких голубей, которые нашли предательские отверстия в створах неплотно закрытых. Вот они и перелетают из комнаты в комнату, разговаривая, кажется, друг с другом и не обращая никакого внимания на гневные взгляды привратника и беспрестанное его бормотанье. Крылатое общество республиканцев, конечно, не залетело сюда реставрировать исчезающую живопись: но оно имело более естественное побуждение, что заметили мы, случайно увидев целое семейство маленьких птенцов с разинутыми ртами. Заботливая мать их кормила червяками из собственного клюва. О, если бы это зрелище увидел привратник, то мать с бескрылым ещё своим потомством, вероятно, попала бы в его солдатскую кашицу. Значит, думали мы, что здесь «любовь не порасталася», как говорится в одной русской песне, с той только разницей, что людей заменили птицы. Когда мы сообщили замечание наше сопровождающему нас солдату, то он пресерьезно сказал: «неизвестно только ваше высокоблагородие чья любовь сильнее воробьиная аль людская». В здешних комнатах невозможно и предполагать услышать ответ на вопрос каков бы он не был. Вам будет отвечать не голос человеческий, а эхо веков…
Осматривая внутренности старинного дома и близорукий не мог не увидать ближайшей к нему пристройки, очевидно сделанной гораздо после, архитектура которой решительно не имеет никакого смысла. Мы говорим о 2-х этажном флигеле совершенно не кстати приткнутом к этому зданию и незаметном с так называемого парадного подъезда. Он, как будто стыдясь своей жалкой наружности, спрятался на задний двор, а старинный дом заслонил его от наблюдательного взора приезжего, который в праве заметить, что этот старинный флигель занял почетное место не по своим достоинствам, потому что малые размеры его относятся к капитальной громаде, как привесок к сахарной голове. Соединенный с ней деревянным переходом, заменивший каменный, обрушившийся ещё в прошлом веке, он возбуждает вопрос: что вынудило домохозяина построить такое отшельническое жилище? Оно не могло принадлежать к тем надворным постройкам, в которых обыкновенно помещается прислуга, потому что столь близкое соседство этого люда было бы не в обычаях старых бар. Нельзя допустить мысли, чтобы оно было и убежищем любви, на том основании, что все владельцы тульского палаццо, сколь известно тулянам, были люди женатые и имели каждый из них большое семейство. Статься может, что в это отшельническое жилище удален был какой-нибудь лишенный ума, или страдавший неизлечимым недугом, или, наконец, посвятивший себя затворнической жизни, уединению, но невероятно чтобы здесь укрывалось преступление, преследуемое законом. Теряясь в смутном лабиринте догадок, мы не могли остановиться ни на одной из них, но привратник, с которым мы сейчас познакомим нашего читателя, как с типической личностью, если не ошибемся, объяснил нам, основываясь впрочем на предании, что нижний ярус его занимала главная контора, а верхний была кладовая, в которой жила 90 летняя старуха, охраняя как Аргус, сундук своего хозяина. Видно она очень усердно охраняла сокровища своего властелина, потому что последнее дыхание ее улетело куда следовало, а труп старухи все еще лежал на сундуке, пока его в белом саване и в дубовом гробу на опустили в могилу. Об этом замечательном железном казнохранилище мы получили сведенье из других более достоверных источников, а именно: правдивые старожилы говорят, что в нем весу было 22 пуда, и что он постоянно вмещал в себя столько же пудов серебра и золота. Спрашивается, сколько же перебывало денег в упомянутом сундуке в течение длинного порядка времени? Думаем, что этой суммы не сочтет и мудрейший из мудрых бухгалтеров в любой конторе банкира. Теперь понятно, что испустить последнее дыхание на такой груде благородного металла есть высшее наслаждение для скареда.