Читать «Убийца читал Киплинга (Где и заповедей нет)» онлайн - страница 10

— Короче говоря, дедушка Джон стал добрым Дедом Морозом твоей жизни.

— Не совсем. Когда мама забрала меня назад, я тосковала по дедушке и его дому. Вспоминаю, что по ночам я плакала, заботясь, естественно, чтобы никто не заметил, потому что не хотела огорчать родителей. Но все быстро забылось. У детей короткая память. Я писала дедушке, а он мне. Раз в год вместе с мамой я на день-два приезжала к нему, что делаю до сих пор. Но не могу сказать, чтобы с той минуты, как я вышла из-под его влияния, он хоть раз заинтересовался моей судьбой. Никогда потом он не проявлял особого интереса к моей личности и вежливо, но без энтузиазма воспринимал сообщения о моих научных успехах, о том, что я принята на работу в Институт. С той минуты, как я покинула его дом, он опять стал таким же чужим, каким был раньше. Я не хочу сказать, что мы с ним в плохих отношениях. Но уверена, что они были бы лучше, если бы я приняла единственный данный им совет во время моей учебы. Он хотел, чтобы я занялась археологией Индии. К сожалению, Индия никогда не интересовала меня в такой степени, как страны Средиземноморского бассейна.

— Учитывая, что сам он является авторитетом в одном из видов искусства этой страны, его, пожалуй, можно простить, не правда ли? — заметил Джо.

— Да, конечно. Но дедушка Джон недвусмысленно намекнул мне, что готов оплачивать мою учебу и помогать материально, не говоря об экзотических поездках на Восток, только в случае, если я посвящу себя индийскому искусству и дам ему слово, что никогда не предам этот интерес. Как я полагаю, он хотел видеть во мне верного помощника и продолжателя его идей. Когда я отказалась, не было и речи ни о какой помощи. Может быть, он просто забыл? Он очень стар. Ему за девяносто, точнее, девяносто один год.

— Немало!

— Когда ты его увидишь, не поверишь. Разум у него столь же ясный, какой был у Бернарда Шоу, когда тот был его родственником. Он очень подвижен, логика у него несокрушимая. Обладает даже весьма специфическим старомодным чувством юмора. Его как бы развлекает неизбежность подступающей смерти. Часто он пугает этим плохо знающих его собеседников.

— Все это звучит весьма симпатично…

— Наверное. Но если я добавлю, что его коллекции составлены наполовину благодаря грабежам, наполовину получены в виде взяток от несчастных бирманцев и индусов в те времена, когда у него была возможность делать все, что ему угодно на территориях, находившихся под его военным командованием, то картина будет не столь уж привлекательной. Впрочем, он сам открыто об этом говорит. Он — закоренелый холостяк, и эти каменные, бронзовые, позолоченные и серебряные фигуры заменяют ему семью. Дедушка утверждает, что это лучший из видов любви, ибо его возлюбленные в сущности никогда не стареют, не интригуют против него и ничего, кроме радости, он от них никогда не видит. Но зато в том, что касается людей, он никогда не испытывает никаких угрызений совести. В ранней молодости, будучи молодым бедным офицером, он отправился в Индию, а вернулся очень богатым человеком. Когда еще девчонкой я спросила, как ему удалось это, он ответил: «Помни, Каролина, если у человека есть в жизни великая страсть, он должен на все пойти ради нее. Кто хочет одновременно служить королю, Богу и семье, удовлетворить собственную совесть и свою великую любовь, всегда проигрывает и погибает от отчаяния. Этот мир придуман для сильных. Только сильные могут быть хорошими… позднее…» — Она вновь на секунду замолкла и, смеясь, закончила: — Но я опасаюсь, что для дедушки Джона это «позднее» еще не наступило. Он так же одинок, оторван от людей и равнодушен к миру, как и всегда. А жаль… Мне кажется, что я могла бы его очень любить.