Читать «Эта страна» онлайн - страница 10

Фигль-Мигль

Майор не стал подскакивать или меняться в лице, ограничился взмахом руки – и рукой-то махнул не так чтобы энергично, устало махнул и без отвращения.

– Брысь.

– Нечасто я таких вижу, – с интересом сказал полковник.

– Ещё бы. У них у всех «минус два». Хорошо в Мос кве и Питере устроились: подняли людей и выперли на просторы.

– Чего он сюда-то ходит?

– А куда ему ходить? Всю жизнь в органах.

– Используете?

– Установка была не использовать. От министра… Ну того, знаешь, родственника.

– Он уже «экс».

– Экс-родственник?

– Экс-министр.

– Об этом я не в курсе.

– Но установку не поменяют.

– А я б и в штат взял, – зло сказал майор. – Они, по крайней мере, хотят работать.

– Это и пугает.

– …

– Ладно, пойду. Скажешь, что приходил.

– Зачем приходил-то? – запоздало крикнул вслед майор.

– Сам не знаю, – рассеянно, не оборачиваясь, сказал полковник. – Как собака на свою блевотину.

А потом он шёл по коридору, напевая «а я иду такая вся в Дольче-Габана», а майор поприслушивался к уходящему постукиванию трости по паркету и снова взялся за айфон. И он, конечно, не мог видеть, как на лестнице полковник Татев поманил за собой неприглядного понурого человечка, подпиравшего перила, и как этот человечек, не веря своему счастью, вскинулся.

Саша тем временем пришёл.

Конференцию принимала Центральная городская библиотека, с 1918 года помещавшаяся в особняке рядом с соборной площадью. Жёлтый ампирный особняк: портик, колонны, фронтон, атланты с неожиданно юными и круглыми рязанскими лицами, – не приглянулся никакому новому крепкому хозяйственнику, и теперь в нём осуществился мирный пакт разрухи и жизни. Трава росла даже на крыше. Являя что-то уже окончательное, времён полного римского упадка, трава росла по всему портику, и чисты были только большие удобные чаши (кратеры? килики?) по краям – их наполняла дождевая вода. Саша родился и безвыездно жил в городе, который последние пятнадцать лет остервенело и прямо с какой-то ненавистью ремонтировали, реставрировали и норовили приукрасить, и вид пегого фасада наполнил его жалостью и ностальгией.

На скошенном углу мостился круглый каменный балкон с толстенькими балясинами, и лепнина под ним («алебастровые украсы», как пишет Даль) сидела плотно, основательно, сделанная плотными, основательными людьми, сумевшими творчески осмыс лить проектные лёгкость и строгость. Балкон был пуст.

Поднимаясь на второй этаж, Саша столкнулся с красивой, но очень сердитой девушкой. Та с явным отвращением несла вниз стопку свежих книг.

– Маша! – воззвало невидимое контральто, чудесной акустикой превращённое в глас божий. – Звонили от депутата?

– Не знаю, я только что пришла. – И зашипела сквозь зубы: «Марья Петровна меня зовут, Марья Петровна, неужели так трудно запомнить».

– Машунь, а куда Ольга чайник дела?

– На абонементе чайник, Вера Фёдоровна! Эй, осторожнее!

Саша, педантски державшийся правой стороны, принёс извинения (извинился, но с пометкой «не знаю за что») и прянул к перилам. Миллион терзаний поджидал его на этой лестнице, такой широкой, красивой и барской, все его мучения. Он видимо поспел к перерыву, участники конференции отправились покурить, причём не все разом, когда можно спастись общим «здравствуйте» и поклоном в никуда, но поочерёдно. Каждый раз Саша давал зарок поставить себя с коллегами на холодную ногу, и каждый раз не успевал это сделать, из масонского рукопожатия Славы попадая в двусмысленные объятия Вадика – ах, славы и вадики, разменявшие шестой десяток, когда уже наконец.