Читать «Заблудившийся робот» онлайн - страница 51

Больше всего народу столпилось перед самым большим портретом Тарабама. Картина была написана в серебристо-синих тонах: Тарабам стоял во весь рост на фоне какого-то космического пейзажа — странной формы скалы, странной формы растения и деревья на них, на темном небе несколько солнц и лун… Я подошел ближе.

— В своей речи он говорил неправду! — услышал я вдруг позади себя.

Я оглянулся: кипятилась какая-то маленькая старушка.

— Этого робота художник сам сделал, — продолжала старушка. — Роботов…

— Да что вы знаете! — возразил старичок рядом со мной. — Его хобби — это картины. А по специальности он — инженер-электроник. Потому в его картинах все эти болты, гаечки, пружинки…

— Что вы говорите?! — удивилась старушка.

— А гаечки прекрасны! — вмешался еще кто-то.

— Говорят, это его хобби — делать роботов…

— И робот прекрасен!

— Ничегошеньки-то вы не знаете! — вмешался молодой человек с большой черной бородой и длинными волосами до плеч, в черных очках (очевидно, художник). — Никакой он не инженер! Он просто гениальный художник. А робот — настоящий инопланетянин, представитель внеземной цивилизации, и тоже гениальный художник. Он специально прилетел к нам.

Я отошел к небольшой группе, столпившейся перед портретом Старика-Ключевика.

— Вы только посмотрите на это выражение лица! — говорил один посетитель, указывая на Ключевика. — Ясно видно, что старик — мудрец! Что он все знает и давно привык ничему не удивляться! Ему, наверное, лет сто!

— Берите больше! — сказал второй посетитель. — Сто лет для такого мудреца — младенческий возраст.

— А ключ! — воскликнул третий. — Ведь неспроста этот медный ключ на груди! Это символ… ключ, так сказать! Ключ познания… Гениально!

— Да, да, совершенно справедливо! Это вы здорово подметили.

— А может, он просто боится потерять этот ключ? И поэтому носит его на груди?

— Да что вы чепуху городите? Стыдно слушать.

— Ключ — это украшение, — пропищала молоденькая девушка.

— Неужели? Как интересно! Надо будет и себе повесить…

Я двинулся дальше — к «Семейному портрету с гвоздем».

На этом групповом портрете изображены были мама, папа, Катя и Юра — они, улыбаясь, как бы смотрели в овальное зеркало; и сам холст был овальным. В центре папа держал в одной руке молоток, а в другой — длинный здоровый гвоздь, обращенный острым концом к публике.

— Непонятно — зачем гвоздь? — спрашивал кто-то в толпе.

— Как зачем — он его вбивает! Укрепляет семью!

— Но куда вбивает? Куда?

— Ах, не все ли равно — куда! Он его символически вбивает! Как вы не понимаете!

— Ну, конечно! Кому же еще вбивать гвоздь, как не папе!

— Смотрите шире, смотрите шире! — какой-то высокий человек, пробиваясь сквозь толпу, — смысл этой картины в том, — крикнул он, — что гвоздь семьи — это отец! На нем все держится! — И человек оглядел всех с вызовом.

— Нет уж, простите, — вмешался из толпы женский голос. — А мама — не гвоздь?

— Мать — духовное начало, а отец — физическое! — крикнули из толпы.

Я отошел. С гаечными пейзажами в третьем зале тоже все было в порядке. Успех полный. А сам я вдруг бесконечно устал. «Надо запомнить все мнения и рассказать имениннику, — решил я. — Кстати, где он?»