Читать «Былое и книги» онлайн - страница 31
Александр Мотельевич Мелихов
Оказывается, Алиде была всю жизнь влюблена в мужа своей сестры Ханса, которому из-за сотрудничества с немцами приходится прятаться в специальном закутке в доме Алиде, вышедшей ради его спасения за коммуниста Мартина. «В зубах у Мартина вечно застревали остатки лука. Сам он был весьма тучным, с тяжелыми мышцами, тогда как кожа на руках была дряблой. Подмышки воняли, длинные волосы от постоянного пота пожелтели и, несмотря на толщину, стали ломкими, как заржавевшая проволока. Пупок как воронка и чуть не до колен свисающие яйца». Как и положено в мелодраме, отрицательные герои и физически отвратительны, а за Хансом, месяцами не выбирающимся на волю, и ночную посуду как будто выносить не приходится. Немецкие солдаты тоже милашки, зато русские, непривычные к ножу, соскабливают картофельную кожуру ногтями, и даже обрусевшие, вернувшиеся из России эстонцы держат баранов дома, привязывая их к ножкам красивого немецкого рояля. В конце концов Алиде решает бежать с Хансом, хотя, если бы об этом узнали чекисты, «все они выстроились бы в круг, с выставленными напоказ членами» – так безжалостно репрессивная система карала за связь с фашистами! Алиде усыпляет Мартина мгновенно действующим сонным порошком, который тот «получил у энкэвэдэшника» (в репрессивной системе такие порошки обычное дело), но, обнаружив, что Ханс и теперь не желает забыть свою жену, усыпляет заодно и его и замуровывает в его же укрывище, выражаясь языком Солженицына. В финале этой невыносимо тягомотной белиберды Алиде спасает оказавшуюся внучкой Ханса Зару (да! она сквозь все разрывы интимных мест проносит пионерский значок с маленьким Лениным), застрелив для этого Пашу с Лаврентием, и поджигает дом, чтобы буквально сгореть на костре немыслимой любви.
Вода и вино
Сколько ни чести Нобелевскую премию фабрикой фальшивого золота, но бренд ее бренчит так громко, что выдавить из себя раба никак не удается, а потому за «Беглянку» Элис Манро (СПб., 2014) я принялся с такой ответственностью, какой, к стыду своему, не испытываю ни перед одним из своих соотечественников (вот они, плоды низкопоклонства!). Сначала идут четыре страницы таких восторгов, каких не удостаивались ни Чехов, ни Джойс, восторгов, наводящих на ту привычную догадку, что мы имеем дело не с критикой, но с рекламой: самолутчий аглицкий, то бишь канатский товар! Налетай, подешевело! «Она переджойсила Джойса и перечеховила Чехова» («The Boston Globe»). Но газеты для того и финансируются, чтобы засыпать родники вечности пестрым сором текучки, другое дело синклит, он же ареопаг стокгольмских мудрецов. Постоянный секретарь Шведской академии профессор Петер Энглунд тоже помянул Чехова: «Она работает в традициях, восходящих к Чехову, но довела этот жанр новеллистики до совершенства».
