Читать «Былое и книги» онлайн - страница 260

Александр Мотельевич Мелихов

Зато за переводами модных финских писателей издатели в России гоняются так, как мы когда-то гонялись за книгами Энна Ветемаа, а в Хельсинкском университете блистают финские ученики Колмогорова и Ландау.

Но победил Беккер-бей. А «На чужбине и дома» заканчивается просто: «Под давлением Германии Сенат и Парламент Финляндии провозгласили страну независимой республикой 4 и 6 декабря 1917 года, не вызвав у общества ни большого воодушевления по этому поводу, ни даже большого интереса к этому акту».

Утилизация Чернобыля

Через десять дней после того, как 28 июня 1914 года пламенный националист Гаврила Принцип застрелил эрцгерцога Фердинанда, юный Ричард Олдингтон, отмечая свой день рождения, и не подозревал, что этот выстрел через пятнадцать лет сделает его одним из певцов «потерянного поколения».

Олдингтон менее знаменит, чем Хемингуэй и Ремарк, поскольку не дарит читателю ни любви, которая все превозмогает, ни фронтовой дружбы: герой его «Смерти героя» – интеллектуал, далекий и от товарищей по оружию, и от влюбленных в него интеллектуалок, которым кажется, что Джордж примитивизировался в окопах, где он пытался укрыться от разборок с ними же. Джордж и начало войны встретил без энтузиазма, на изображение коего полезно оглянуться нам, самонадеянно внушающим себе, что только мы способны впадать в шовинистический и верноподданнический угар.

«У Букингемского дворца путь преградила огромная толпа, в которую с трех сторон непрерывно вливались новые массы людей. Дворцовые ворота были закрыты, и перед ними выстроился полицейский кордон. Гвардейцы-часовые в красных мундирах и меховых киверах стояли “вольно” перед своими будками. “Короля Георга! Короля Георга! – хором выкликала толпа. – Короля Георга!” Спустя несколько минут распахнулось окно, выходящее на средний балкон, и появился король. По площади прокатилось оглушительное “ура!”, и Георг V приветственно поднял руку. Тысячи глоток завопили: “Хо-тим вой-ны! Хо-тим вой-ны! Хо-тим ВОЙ-НЫ!”

«Мозг одного человека не в силах вместить, память – удержать и перо – описать беспредельное Лицемерие, Ложь и Безумие, вырвавшиеся на простор во всем мире в те четыре года. <…> То была непревзойденная трагическая вершина Викторианского Лицемерия». Олдингтон, как и нам это свойственно, более всего ненавидит глупость и лицемерие тех, кто рядом: типичный выпускник английской школы, по его мнению, на удивление невежественен и патриотичен – Англия всегда права, а те, кто вступает с ней в конфликт, всегда неправы. Джорджу представляются «истинно британской толстокожестью» обычные «невежество, самоуверенность и самодовольство», эти воистину общечеловеческие ценности. И к чему считаться, кто проявил к ним большее пристрастие! К чему считаться, у кого из пациентов общего сумасшедшего дома психоз протекал в более, а у кого в менее острой форме и у кого хватило, а у кого не хватило, сил разорвать смирительную рубашку! Главный урок мировой войны, не закончившейся и по нынешний день, заключается в том, что военные психозы вовсе не что-то исключительное, но вполне нормальное явление. Стоит международной напряженности достичь хоть сколько-то опасного градуса, как у каждой из сторон возникает вполне параноидальная убежденность в собственной непогрешимости и еще более в том, что ей противостоят не люди, руководствующиеся такими же интересами, как и она сама, но чудовища, одержимые бескорыстной любовью к злу.