Читать «Вечера на укомовских столах» онлайн - страница 70

«Вот для чего сие!» — И еще раз — чмок и снова: «Вот для чего сие!»

И ее смех ударил мне в сердце, как нож.

Она еще смеялась. И смех доносился до меня, отраженный зеркалом воды. А я уже вбегал по ступенькам аптеки, и руки мои тянулись к взрывчатому бидону.

…В этот момент, оглядев наши застывшие лица, Серафим Жеребцов быстро завладел воблой и, поколотив ее о каблук, как трубку, стал быстро очищать от чешуи. И никто из нас не обратил даже внимания на такое политиканство. Все сидели, вообразив картину, нарисованную им. Прожевав на быстроту, пока мы не опомнились, кусок воблы, Серафим заключил:

— Когда я рванул водоспуск, они еще катались на лодочке… Без весел. Забыв весь свет… Заплыли в куст ивы… и очутились на мели, когда вода ушла. Да не просто на мели, а на виду сбежавшегося народа на верхушке ивы. Ха-ха-ха!

— Ну, а ты как же?

— Я? Что я? Жив, как видите! Мне выбило взрывом глаз, рассекло щеку. Сильно контузило. Я глух на одно ухо… с тех пор.

— А нога?

— Ногу повредили злобные обыватели, гусятники-карасятники… Я после взрыва бежал сгоряча, так они, черти, ловили меня всем народом, как конокрада… И, если бы не комсомольцы, довели бы самосуд до конца… Отбили меня ребята… Поняли — их же я в сознание привести хотел. За сохранение их как революционеров старался… И вот теперь…

Били меня все, даже некоторые комсомольцы… Они меня, правда, от самосуда спасли. Но исключили из ячейки.

— Ну и что же теперь? — вскочил Алешка.

— Дело ясное. Завтра на бюро укома стоит мой вопрос. Я требую меня восстановить, а их исключить.

— Всю ячейку?

— Всех без исключения.

Тут вместо реплики неугомонный Алексей Семечкин вдруг преподнес ему дулю.

— Это как понимать? — оскорбился Серафим Жеребцов.

Никто не вступил с ним в дискуссию. Все мы тут же постановили отправиться в субботу на воскресник восстанавливать Заболотскую плотину.

* * *

Ну, а что же с Серафимом Жеребцовым, интересно вам знать? Как разобрался наш уком в его персональном деле? А никак. Проснулся я утром, а его и след простыл. С первым же попавшим паровозом укатил.

— Спугнули, черти неугомонные! — ругал меня Потапыч. — Ищи его свищи теперь, удрал с комсомольским билетом. Не иначе в губком махнул. Знает, хитрюга, — чем дальше от места происшествия, тем трудней в таком деле разобраться. Открутится-отвертится и немало еще воды помутит… Надо бы ему, косому, соли на хвост насыпать!

И что же вы думаете — открутился ведь Серафим. Сумел провести тамбовских губкомовцев. На его счастье, наш уезд в то время в Рязанскую губернию перешел и с тамбовцами мы связь утеряли.

По слухам, не только он в комсомоле уцелел, но и продвигается. А что, если до высших постов доберется? Натворит дел, черт меченый. Вы его опасайтесь, если будет финтить, будто его раны геройские, на гражданской войне схвачены — не верьте. Никуда его не избирайте. И власть ему над собой не доверяйте, ребята. Ни-ни!

ПОЮЩИЙ ТОПОР

Ивушкин жаловался, что опоздал родиться. Он ужасно завидовал комсомольцам, прошедшим горнило гражданской войны. Работая конторщиком на Московском лесопильном заводе, только и знал, что следил за международным положением, ежечасно надеясь, что вот-вот где-нибудь начнется мировая революция и можно будет сразиться с международной буржуазией. Ему казалось: кипенье событий вдруг вынесет его на какую-то невиданную высоту, а там — подвиг.