Читать «Океан. Выпуск седьмой» онлайн - страница 12

— А чего говорить? — Петька достал папиросу, он недавно начал открыто курить. — Этот тип прав. Что ты знаешь о работе?

Что я знаю о работе?! Этот вопрос мне сегодня задают уже второй раз. Утром отец, с грохотом опрокидывая стулья, — он опаздывал на службу — бегал по комнате и кричал: «Уйти из дневной школы за год до выпускных экзаменов! Мальчишество! Рабочий стаж ему нужен! У тебя не будет ни стажа, ни порядочных знаний, ни порядочного аттестата. Учись лучше, готовься к конкурсу — и пройдешь в институт без стажа! Ты просто начитался производственных романов и думаешь, что работа — это что-то вроде твоих спортивных соревнований…»

Отец, конечно, был неправ. Честно говоря, я плохо думал о работе. Разумеется, я прочитал несколько романов о строителях, видел и кинокартины о монтажниках, верхолазах, токарях-скоростниках, но прочнее всего представление о работе у меня связывалось вот с этой ежедневной спешкой по утрам, когда отец, нервно постукивая то одной, то другой ногой, надевает в коридоре галоши и, убегая, сильно хлопает дверью, потому что тихо прикрыть ее уже не хватает времени.

Я без колебаний принял предложение Петьки поступить куда-нибудь на завод, а аттестат зрелости получить в вечерней школе. Так мы обезопасим себя от всех случайностей конкурса и обязательно попадем в институт. Но на какой завод поступать, какую специальность себе избрать? По этим вопросам мы с Петькой никак не можем договориться. Петька считает, что нам нужно только одно — как можно больше свободного времени для занятий. Мне же хочется, чтобы специальность была интересной и чтобы зарабатывать не хуже взрослых.

Вдруг меня осеняет.

— Знаешь что, — говорю я Петьке, — пойдем в порт. Там мой дядька работает. Он говорил, что у шкипера одной волжской баржи двух матросов в армию забрали. Представляешь, поплавать на барже — весь Дон, Цимлянское море, Волга! Романтика! И заниматься, наверно, можно будет.

* * *

Колесный буксир, двое суток тянувший против сильного донского течения нашу тяжелую баржу, в полукилометре от входа в канал визгливо отсалютовал и, облегченно зашлепав плицами, быстро пошел вниз. А нас ветром и течением медленно развернуло вокруг носового якоря и приткнуло кормой к проросшему черными корнями деревьев срезу высокого глинистого берега.

Ни шлюзов, ни плотины отсюда не видно. Мы с Петькой взобрались на крышу рубки. Теперь вершины деревьев были в уровень с нами. Пахло лесной прелью и сыростью. Где-то очень далеко и очень отчетливо прокричал паровоз. Но и с крыши мы увидели все ту же взъерошенную ветром и солнцем реку с грязноватыми полосами пены и близкий левый песчаный берег. Громыхнув железом крыши, Петька первым спрыгнул вниз.

— Спустим лодку? — предложил я.

— Успеем насмотреться, — хмуро ответил Петька и, не ожидая меня, пошел на нос баржи.

Спина у него очень прямая, плечи до отказа развернуты назад.

Я тоже спрыгнул, но не пошел за Петькой, а уселся на кнехт против верстака, за которым работал Иван Игнатьевич. Наш шкипер хром, стоять ему трудно. Дым от цигарки, зажатой в углу рта, заставляет его щуриться. Но топор, которым он затесывает доску, бьет бесперебойно. А отточенное лезвие врезается в дерево в такой близости от пальцев левой руки, что долго на это смотреть невозможно.