Читать «Акулы из стали. Туман (сборник)» онлайн - страница 102

Эдуард Анатольевич Овечкин

Когда я попал первый раз на Север после второго курса училища, то прямо в первое утро побежал в умывальник в казарме, куда нас поселили, стирать свои носки. Ну, мне девятнадцать лет тогда было, я носков не одну сотню к этому времени перестирал, чего, думаю, эти два мичмана, которые курят, с таким интересом на меня смотрят? Отточенным движением руки открываю кран, мочу носки и начинаю их привычно мылить, и тут пена как попрёт! Прямо вот полный умывальник, я даже начал думать, что друганы мои мне мыло какое-то подсунули из шуточного магазина.

– Первый раз на Севере? – спросили меня мичмана.

– Ага, – говорю.

– Ну удачи тебе в смывании тогда!

Чо – дебилы, думаю? Не, не дебилы, понял я минут через пятнадцать, когда наконец почти всё мыло из носков выполоскал. Вода на Севере очень мягкая – нет в ней ни кальция, ни железа и вообще почти ничего нет. Зато и накипи в чайниках не бывает, с другой стороны. А как её там очищают, в этих военных посёлках, то жителям этих посёлков лучше и вовсе не знать. У нас доктор однажды перед выходом в море поленился воду из питьевых цистерн в лабораторию на анализы везти и набрал прямо дома из-под крана.

– Вы чё там, охуели совсем? – спросили у доктора лабораторные крысы. – Да такую воду не то что пить, ею даже жопу мыть нельзя! Разрешение на выход в море не даём!

Ну доктор им объяснил, конечно, откуда воду набирал, и разрешение на выход в море они нам дали, а сами немедленно уволились и уехали на Большую землю народное хозяйство поднимать всем составом.

Я не буду ручаться за стопроцентность информации, но слышал, что американским подводникам даже на выборах президента разрешают не голосовать по причине физиологических изменений в организме и психологических травм. А нашим всё можно вообще без всяких ограничений. Ну и что, что по три месяца в автономки американцы не ходят – они же не русские, и где у них вот этот весь запас душевных сил возьмётся? Они же как дети, понимаете? Нежные. И физиология у них тоже нежная, вместе с психикой. А у наших психологию возьми – так хоть на шинели рукава ею пришивай.

И вот понимаете, что я думаю: самая большая психологическая травма у подводника – это то, что он помнит всю жизнь, что можно быть счастливым просто от того, что стоишь на земле, на тебя светит солнце и ты дышишь двадцать одним процентом кислорода. Или вот загорится, например, у подводника дом. И что? Взял документы и деньги и вышел на улицу – всё, нет проблемы. А если у подводника ещё дети здоровы, красивы и умны, то и вовсе, получается, бороться-то и не за что. Или не с чем? Тут тоже вот полная путаница, конечно. Немного выбивает его это из борьбы за то счастье, которое усиленно преподносится по всем каналам информации, доступным человечеству. Мне вот, например, до сих пор так нравится, что на меня светит солнце, что я даже солнцезащитные очки не ношу – они мешают мне щуриться от солнечных лучей и наслаждаться. А, наверное, пора бы прикупить уже.