Читать ««Всё не так, ребята...» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег» онлайн - страница 224

– А вам известна история создания каких-нибудь песен Высоцкого?

Я могу сказать вам, что песня «Нет острых ощущений, всё – старье, гнилье и хлам…» была посвящена мне. Она была написана после того, как я рассказал Володе о том, как я лежал в госпитале весь загипсованный. Когда гипс с меня сняли, то я, вместо того чтобы обрадоваться, ощутил себя несчастным, как черепаха без панциря. Володя расхохотался и через некоторое время принес мне это стихотворение.

– Каковы были пристрастия Высоцкого в изобразительном искусстве? Или он этим не интересовался?

Ну почему же? Ярко выраженного интереса я у него, действительно, не замечал, но он дружил с Шемякиным – вероятно, тот ему нравился и как художник. Это было позднее, когда Высоцкий стал ездить за границу, а в Москве он часто бывал у меня в студии, ему нравилось то, что я делаю. Мне кажется, что его пристрастия в живописи в принципе соответствовали шестидесятым годам. Он как бы ощущал себя в едином потоке с художниками-шестидесятниками.

– После вашего отъезда из России вы встречались с Высоцким за границей?

Мы встретились в Нью-Йорке зимой 1979 года, когда Володя приехал в Америку на гастроли. Это была наша последняя встреча, и она оказалась трагической. О ней уже можно сейчас рассказать. Понимаете, Высоцкий – величайший человек, и его ничто не унижает.

Я очень не люблю снижающего искусствоведения, когда, например, человек считает себя равным Пушкину, потому что у него гонорея, и у Пушкина была гонорея. Я на это всегда говорю, что у Пушкина если и была гонорея, то пушкинская, а у тебя – твоя. И это несравнимо. Поэтому мы можем сказать, что недостатки Высоцкого есть продолжения его достоинств. Без этого размаха, широты и, я бы сказал, беспредельности души не было бы всех его качеств, поэтому его ничто не унижает.

А история случилась такая. Высоцкий в то время не пил, был «зашит». Когда он пришел ко мне в мастерскую, у меня сидели мои студенты, один из которых покуривал марихуану. В этом не было ничего особенного, в те времена в Америке марихуану курили на каждом углу. Володя отказался от предложения выпить и сделал пару затяжек марихуаны. Внезапно он впал в форменное безумие… мы его еле удерживали, потом посадили под душ. Я просто не знал, что делать. Потом кто-то вызвал знакомого врача, тот Володю увез. После того случая мы разговаривали по телефону, но больше я Володю не видел.

– Мне рассказывали, что у Высоцкого были планы переезда в Нью-Йорк. Он не говорил вам об этом?

Нет, об этом разговора не было. Мы с ним обсуждали одну вещь, которую хотели совместно сделать. Я тогда собирался поставить спектакль «Преступление и наказание» с Нуриевым в главной роли. Когда Володя об этом узнал, он очень ревниво заметил, что мог бы и сам сыграть. Этот план мы очень серьезно обсуждали тогда. Да, он мог бы сыграть Раскольникова.

Высоцкий – явление очень значительное. Он намного выходит за рамки того круга метафор и определений, которые ему приписывают. Я считаю, что если бы не было науки социологии, то только по Высоцкому можно было бы изучить состояние общества того времени почти во всех социальных средах.