Читать «Бессонный патруль (сборник)» онлайн - страница 250
Коллектив авторов
Ханзада повел бровью. Не забыл значит. Случился на днях с ним такой грех: постановление о привлечении в качестве обвиняемого составил вдохновенной прозой. Пришлось переделывать, доводить смысл каждой фразы обвинения до арифметической точности.
Но меня не раздражала несдержанность практиканта: все приходит со временем.
— Короче, ты обвинитель и защитник в одном лице, — подытожил я, вовсе не обольщая себя надеждой мигом перевоспитать его. Говори, не говори — в итоге каждый набивает собственные синяки и шишки.
— Ты обвинитель и защитник, — повторил я. — Документируешь как отягчающие, так и смягчающие обстоятельства. Одинаково, во всей полноте! И от того, как смогут сосуществовать в тебе эти двое, зависит, получится ли из тебя следователь. Настоящий. Кстати, я не уверен, получился ли он из меня. Нет, серьезно… Все это, понимаешь ли, гораздо сложнее… А выражение «нечисть всякую» — вспомнил я, — слышу от тебя не впервые. Юристу, по-моему, употреблять его не гоже. Почему? Опять же-никакой определенности. Один темперамент… Больше подходит для статьи в газете как… как собирательная характеристика зла. А здесь? Преступники. Самое точное слово.
Ханзада вздыхает: до чего ему надоели эти назидания!
Ходит по кабинету, косится на мой стол и вдруг решается, хватается за телефон.
— Хотя бы предварительно, — упрашивает он эксперта. — Не можете? А если вне очереди? Только в субботу?
Утром? Жаль. А нам этот почерк Гуревич… Не можете…
— Уф! — поворачивается Ханзада ко мне. — Надо проверить и — нельзя!
Выхватил из тугой прически прядь над ухом, покрутил ее пальцами. Новая привычка Хаизады. Я уже знаю: сейчас он скажет нечто такое…
— Добыл косвенную улику, — не выдерживает Ханзада. — На следующий день почтальонша купила туфли.
После того случая. Но зарплату не выдавали. О чем это говорит?
Я пожимаю плечами:
— Ни о чем…
— Ладно, — не сдается Ханзада, — опять же анонимка…
Кроме извещения с почерком, оставленным рукой преступника, мы отправили на экспертизу и анонимку.
— Если окажется, что ее писала Гуревич… И если перевод получила она же… — рассуждает Ханзада. — Тогда анонимку приобщим к делу для характеристики ее личности.
Я улыбаюсь: так выразиться мог только следователь.
Это тебе не словечки из воинского устава. И Ханзада улыбается: почему не знаю. Может, опять видел Задонскую?
А пепел в газетке оставил для лучших времен.
Восстановить текст по пеплу может только волшебник.
А ты как думаешь, Ханзада?
— Я за! — проголосовал тот. — Но как вышло? Открываю печку. Лежит! Будто для меня нарочно. Даже вот здесь мурашки… — Он рассмеялся, показав на затылок. — Ничего не оставалось, как забрать.
В субботу и покажу Задонской на отличившегося Ханзаду.
— Его стараниями…
А она, скорая на слово и улыбку, конечно, скажет Ханзаде что-нибудь вроде:
— Вас случайно зовут не Нат? А фамилия не Пинкертон? Позвольте пожать вашу мужественную руку.
— А дальше?
Есть же на моей памяти один случай: как-то поручил практиканту допросить молоденькую свидетельницу, а через год поздравил их с законным браком.