Как на бульваре тихо, ясно, сонно!Подхвачен ветром, побежал песокИ на траву плеснул сыпучим гребнем…Теперь мне любо приходить сюдаИ долго так сидеть, полузабывшись.Мне нравится, почти не глядя, слушатьТо смех, то плач детей, то по дорожкеЗа обручем их бег отчетливый. Прекрасно!Вот шум, такой же вечный и правдивый,Как шум дождя, прибоя или ветра.Никто меня не знает. Здесь я простоПрохожий, обыватель, «господин»В коричневом пальто и круглой шляпе,Ничем не замечательный. Вот рядомПрисела барышня с раскрытой книгой. МальчикС ведерком и совочком примостилсяУ самых ног моих. Насупив брови,Он возится в песке, и я таким огромнымСебе кажусь от этого соседства,Что вспоминаю,Как сам я сиживал у львиного столпаВ Венеции. Над этой жизнью малой,Над головой в картузике зеленом,Я возвышаюсь, как тяжелый камень,Многовековый, переживший многоЛюдей и царств, предательств и геройств.А мальчик деловито наполняетВедерышко песком и, опрокинув, сыплетМне на ноги, на башмаки… Прекрасно!И с легким сердцем я припоминаю,Как жарок был венецианский полдень,Как надо мною реял недвижимоКрылатый лев с раскрытой книгой в лапах,А надо львом, круглясь и розовея,Бежало облачко. А выше, выше —Темногустая синь, и в ней катилисьНезримые, но пламенные звезды.Сейчас они пылают над бульваром,Над мальчиком и надо мной. БезумноЛучи их борются с лучами солнца… ВетерВсё шелестит песчаными волнами,Листает книгу барышни. И всё, что слышу,Преображенное каким-то чудом,Так полновесно западает в сердце,Что уж ни слов, ни мыслей мне не надо,И я смотрю как бы обратным взоромВ себя.И так пленительна души живая влага,Что, как Нарцисс, я с берега земногоСрываюсь и лечу туда, где я один,В моем родном, первоначальном мире,Лицом к лицу с собой, потерянным когда-то —И обретенным вновь… И еле внятноМне слышен голос барышни: «Простите,Который час?»
