Читать «Светящаяся паутинa» онлайн - страница 2

Замечание о козе Кира Евдокимовна почему-то приняла на свой счёт и совершенно несправедливо обвинила Валентина Марсовича в язвительности. Однако она тут же прибавила, что прощает его и., даже, чтобы доказать, что она «всё-таки чем-то отличается от козы», с удовольствием придёт сегодня к Валентину Марсовичу в гости «посмотреть на этих красивеньких гусениц».

В ответ Валентин Марсович очень галантно поклонился и сказал: Милости прошу.

Вечером того же дня Кира Евдокимовна побывала в гостях у Валентина Марсовича, а через неделю переселилась к нему вместе со своими двумя неразличимо похожими котами и доставшимся ей по наследству чёрно-белым аккордеоном.

Хотя Кира Евдокимовна и назвала гусениц походного шелкопряда «красивенькими», в глубине души она чувствовала к ним отвращение. А дом Валентина Марсовича ими так и кишел.

Картонные коробки с гусеницами стояли во всех трёх комнатах этого дома и даже в кухне.

Первым благоучреждением Киры Евдокимовны было выставление гусениц из кухни. Затем она выдворила их из той комнаты, в которой находилось большое, величиной с бочку, сооружение из лужёной жести в форме «бутылки Клейна».

«Бутылка Клейна» вместе с оплетающими её проводами и двумя автомобильными аккумуляторами была вынесена в соседнюю комнату, причём довольно неосторожно, и несколько при переноске повредилась. Расстроенный этим Валентин Марсоч так помрачнел, что Кира Евдокимовна даже немного поругала его в тот день за угрюмость.

Неделю спустя, в субботу, Валентин Марсович явился к нам в гости. Он пришёл один. Кира Евдокимовна в тот вечер пела ъ хоре в Доме народного творчества.

Кряхтя и бурча, Валентин Марсович долго снимал в передней калоши и пальто. Затем вместе с моим отцом он прошёл в; комнату, остановился, сгорбившись, у печки и тут же закурил, Он всегда так делал. Курение махорки было величайшей усладой для Валентина Марсовича. Он курил махорку со своего — собственного огорода. Он набивал ею вишнёвую изжёванную трубку, дедовским «кресалом» высекал огонь из затупившегося кремня и, посасывая трубку, добивался после долгих усилий такого удушливо неприятного дыма, что во время его визитов наша квартира пропитывалась дымом на несколько дней.

Но надо было терпеть это. Валентин Марсович мог отказаться от каких угодно благ, только не от махорки. Он любил её ради вкуса и аромата. Она обжигала ему губы, и он, потягивая трубку, постоянно сплёвывал так сердито, как будто у него во рту была величайшая мерзость. Любил он махорку, как своё детство, как дым, сквозь который он видел прожитые г дни.

Одним из самых ранних его воспоминаний была ёлка в доме знаменитой артистки Д-вой, знакомой с его родителями. Когдато давным-давно они, взяв его с собой, съездили к ней погостить. Валентин Марсович любил рассказывать об этой ёлке.

Любил он также воскрешать в своих речах дни, когда он учился в университете. С удовольствием вспоминал он о студенческих проказах и однажды спел нам не очень благопристойную студенческую песню. Валентин Марсович, однако, не кончил университета, поскольку по своеволию характера был в молодости очень непоседливым. Он переменил множество профессий, Странствуя по свету, и теперь немало картин являлось ему сквозь дым его трубки. Были среди них и горестные.