Читать «Все равно будет май» онлайн - страница 4

Иван Иулианович Свистунов

У тебя          молодая рука, пред тобою —                    синеет река. Слушай мудрость                         и помни одну: не стремись                  раньше срока                                      ко дну.

Чемберлен прядал ушами, что можно было счесть за одобрение, а заройщики заключали:

— Хороший парень, да с придурью!

2

Был на зарое еще один человек. Шестой. Хотя работал он рядом с заройщиками, все же своим они его не считали. Да и вообще не считали человеком.

Шестой был Тимофей Жабров.

Пять заройщиков состояли на твердом окладе: работали от гудка до гудка, вкалывали на всю железку и два раза в месяц получали по пятнадцати целковых. Подчинялись одному правилу: у пресса всегда должна быть глина.

Тимофей Жабров был на «уроке». Каждое утро на зарой являлся десятник Лазарев, человек незлобивый, тихий, правда несколько преувеличенно оценивавший свою роль на заводе. Еще издали увидев сутулую фигуру десятника, Семен Карайбог возвещал:

— Явление Христа народу!

Лазарев старательно отмеривал участок глиняного пласта, который предстояло раскопать. Целина улежалась до гранитной твердости, и такая задача была под силу разве только роботу.

Таким роботом и был Тимофей Жабров. Работал он обычно в одних подштанниках с закатанными до колен штанинами и в стоптанных брезентовых туфлях. В бронзово-чугунном маслянистом от пота теле Жаброва не было жира, да, пожалуй, не было и мяса. Под коричневой кожей прощупывался только металл, как и положено роботу, лишь для видимости обтянутому человеческой кожей.

Под нажимом рычага-ноги лезвие жабровской лопаты вонзалось в глину. Рывок на себя, толчок вперед — и летит в сторону звенящий глиняный ком. Десять, двадцать, тридцать минут… А робот производит одни и те же запрограммированные движения. Только вспыхивает под беспощадным июльским солнцем до слепящей белизны отточенное лезвие лопаты.

Лопата робота не чета перержавевшим железкам заройщиков с их сучковатыми, грубо обтесанными рукоятками. Узкое длинное лезвие ее такое острое, что, кажется, само, без всякого усилия входит в веками слежавшуюся окаменевшую глину. Лопатой Жаброва можно запросто нарезать хлеб, очистить картошку, а при нужде, пожалуй, и побриться. Рукоятка ее отполирована до блеска и кажется выточенной из янтаря. Рука легко и мягко скользит по ней.

Заслышав гудок, возвещающий окончание рабочего дня, заройщики беспечно швыряли куда попало свои замызганные лопаты — все равно завтра снова лезть с ними в глину. Что же касается Тимофея Жаброва, то за своей лопатой он ухаживал, как добрый цирюльник за бритвенными причиндалами. Окончив работу, любовно обтирал лопату припасенной тряпочкой, бережно натягивал на нее специально сшитый чехольчик. Оставлять на заводе свое сокровище Жабров не рисковал и шагал домой в Стрелецкую слободу, закинув лопату на плечо, как солдат ружье.