Читать «ТалисМальчик» онлайн - страница 10
Диана Ибрагимова
Алевтина не купила бабушке новый стульчик, как обещала. Старый ещё не успел износиться, а бабушка успела умереть. «Здоровая» и «ненормальная» бабушка умерла, а «нормальные», все годы болеющие бабушки (все до единой! – Аля пересчитала) всё так же обсиживали лавочки. Лучше бы
Но лавочкам скучать не давали. Их заполняли мясистые тела, которые сидели, не выходили на солнце и ничего не делали, чтобы сохранить здоровье и дольше прожить; а жили дольше, чтобы ничего не делать, не выходить на солнце и сидеть на лавочках. Тогда, кажется, Алевтина возненавидела всех этих «лавочных» бабушек.
На глаза попалась вторая тетрадь – надо уделить внимание и ей. Здесь будут аффирмации – сильный психологический приём, не раз помогавший Але в трудных обстоятельствах. И она стала писать – строчку за строчкой, строчку за строчкой:
Аля закрыла тетрадь. На сегодня хватит. Но легче пока не становится. Может, сон поможет?
Она переоделась в сорочку с подсветкой и замерла перед трюмо. Отражённая ночная сорочка особенно сосредоточенно демонстрировала грудь, и застенчиво, в разрез, приоткрывала начавшие загорать ноги. Сорочка выбиралась для него. Специально. Исключительно. К чему теперь? К глазам? К волосам? К грядущему морскому загару? Неважно. Потому что она предназначалась его взгляду, его рукам, чтобы шёлк был первым, чего бы они коснулись – и взгляд его, и руки; чтобы нежная прохлада ткани оттенила тёплый шёлк кожи. Кружевные, совершенно невесомые трусики подбирались под цвет кружев сорочки – точь-в-точь. Алевтина хотела надеть всё это в первый вечер.
Плохо. Всё ещё очень плохо. Мысли давят, чувства душат. Айпод и Лара Фабиан снова пришли на помощь. Крошечные наушники на время изолировали от всего мира, о котором не хотелось думать, в котором не хотелось быть. Иногда музыка эффективнее всяких психологических техник. Особенно
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Казалось бы – море, солнце, отпуск! Но дни шли гадкие, ползучие. Ночи ещё гаже, ещё отвратительнее. Сегодня снова снились кошмары. На этот раз Алевтина была в тёмной живой комнате, и комната громко шипела:
Звук доносился отовсюду: устремлялся из стен, свисал с потолка, поднимался с пола. И каждая умная мысль достигала её, Алевтининого, тела, пронзая насквозь. И это была даже не боль, а нечто большее. Боль проходит, а это – это большее – Аля знала, не пройдёт никогда. И она слушала, и слушала, и пронизывалась новыми мыслями, потому что деться ей было из этой комнаты некуда.