Читать «Где не было тыла (Документальная повесть)» онлайн - страница 68

— Как «заболеть»? — удивились мы.

— А это уж моя забота… Нужно попасть в бухарестский госпиталь…

Аветисян ушел, оставив нас в недоумении. Но вскоре мы поняли, что задумал наш доверенный. Он решил изучить симптомы менингита и симулировать болезнь.

Через некоторое время Аветисян «серьезно заболел». В течение многих дней он валялся на нарах, стонал, отказывался от пищи и вскоре настолько отощал, что врачи были вынуждены положить его в санчасть, где за ним присматривал вовремя предупрежденный нами врач из числа пленных. Два консилиума специалистов подтвердили наличие менингита и нашли необходимым отправить больного на лечение в Бухарест.

Но об отправке в столицу «больного менингитом» узнал один из пленных, люто ненавидевший Бабкена Алексеевича. Наш человек при штабе лагеря сообщал, что на имя коменданта Поповича поступил донос, в котором говорилось, что Аветисян пытается использовать отправку в Бухарест для побега в Советский Союз. Подчеркивалось, что Аветисян — активный пропагандист большевизма в лагере.

Обо всем этом мы успели предупредить Бабкена Алексеевича, но было поздно. Сигуранца арестовала больного и из санчасти перевела в карцер на бессрочное заключение.

Этот провал мы восприняли очень болезненно и сейчас же приняли меры. Обратились к коменданту лагеря, требуя созыва нового консилиума с участием специалистов из гарнизона, врача из числа пленных и старшего лагеря. Попович консилиум созвал.

По рассказу нашего врача, Аветисян имел такой вид, что члены консилиума единодушно решили, что он уже не жилец на этом свете.

«Менингит» подтвердился, и Аветисян был отправлен в Бухарест раньше намеченного срока.

ПЕРВАЯ ПОБЕДА

Стояли ветреные октябрьские дни. По плацу лагеря шелестящим роем кружились листья акации. На крышах бараков хлопал плохо прикрепленный толь. На трапеции, сколоченной из нетесаных бревен и очень похожей на виселицу, медленно раскачивались толстые канаты. Они звякали ржавыми кольцами, как бы предвещая какую–то беду. Все это нагнетало безысходную, сжимавшую душу тоску.

Раскурив четвертинку сигареты, я смотрел, как Маслов — мой сосед — тщательно подготавливает свою двухсотграммовую консервную банку для получения мункаре. Он тщательно протирал ее тряпочкой, осматривал, продувал и снова тер. Спрятав тряпочку в карман, тяжело дыша астматическими легкими, посмотрел в окно. На плацу уже появились любители утренней зарядки, в основном это были те, кто упорно готовился к побегу.

Каков он человек, этот Маслов, я узнал лишь недавно. Попал в плен, когда занимал должность комиссара эвакогоспиталя. Я прибыл на фронт, имея то же воинское звание — старшего батальонного комиссара, что и он. Мы скоро нашли общий язык. Маслов не проявлял активности в подготовке к побегам, сторонился патриотической работы. Он, конечно, догадывался о моем участии в этом опасном занятии. «Значит, по состоянию здоровья не может нам помочь», — думали мы.

Однажды я предложил ему выступить с беседой. Маслов посмотрел на меня и выдавил, будто не понимая, о чем речь: