Читать «Александр I и Наполеон» онлайн - страница 31

Итак, первая облава на Бонапарта, устроенная террористами и слева, и справа, не удалась (вторую роялисты предпримут одни и лишь три года спустя). Зато она подтолкнула первого консула к тому, что он, скорее всего, сделал бы и при других обстоятельствах, но не столь явно и круто, а именно к перестройке управления страной в авторитарном духе. Только после этой облавы Наполеон устанавливает во Франции режим своей личной, фактически неограниченной, диктаторской власти.

Правда, конституционные нормы и органы, созданные после переворота 18 брюмера, сохранялись, но теперь воля первого консула довлела над всеми нормами, а сенаторов, министров, префектов, судей, которые и ранее считались не столько с законом, сколько с его волей, он превратил в послушных ему чиновников. Министров он обязал представлять ему вместо личных докладов письменные отчеты (сохранил право личного доклада только для министра иностранных дел Ш.М. Талейрана), в Законодательном корпусе и Трибунате провел «чистку», изъяв оттуда соответственно 240 и 80 оппозиционеров, а Государственный совет приструнил и сделал простым оформителем решений первого консула.

Можно согласиться с А.З. Манфредом в том, что Бонапарт после октябрьско-декабрьских покушений на его жизнь 1800 г. «установил милитаристско-деспотическую диктатуру», придав ей, однако, «возвышенное и благородное обоснование»: первый консул — это «высший национальный арбитр», «он стоит над партиями, он выше партий, он представляет и защищает интересы нации в целом». Разумеется, в этом «обосновании» было много демагогии, но была и видимая (в глазах миллионов заслонявшая собой все и вся) доля реальности. Главное, Наполеон считал незыблемыми, сохранял и защищал сложившиеся в огне революции буржуазные устои, дав повод Адаму Мицкевичу заявить: «Наполеон — это революция, ставшая законной властью». Тем самым он сплачивал вокруг себя подавляющее большинство нации. Слава великого полководца, так льстившая сердцам его соотечественников, поднимала и украшала его авторитет. Одни французы были ослеплены этой славой, другие ради нее прощали ему деспотический façon d'agir. В конце концов, как выразился по этому поводу К. Маркс, «легче переносить деспотизм гения, чем деспотизм идиота».

Вот почему первый консул Французской республики гражданин Бонапарт встретил первый год XIX столетия в ореоле могущества и славы. От полноты власти он стал даже лучше выглядеть. Еще недавно роялисты говорили о нем: «Он так желт, что на него приятно смотреть!» — и пили шампанское за его близкую смерть. Теперь же, по свидетельству герцогини Л. д’Абрантес, «все, что было в нем костляво, желто, даже болезненно, округлилось, просветлело, украсилось». В первые месяцы 1801 г. он мог считать, что все его дела — и внутренние, и внешние, — устраиваются наилучшим образом. Главным из его дел становилось тогда оформление союза с Россией.