Читать «Александр I и Наполеон» онлайн - страница 217

То, что содеял порученец Александра I Магницкий в Казанском университете летом 1821 г., сегодня выглядит как анекдот, но тогда вершилось серьезно и даже было вменено в исполнение другим университетам. Прежде всего Магницкий подверг аракчеевской экзекуции профессуру университета, изгнав одиннадцать «неблагонадежных» ученых и заменив их десятью «благонадежными» неучами, а затем издал руководство, которое унифицировало задачи преподавания каждой дисциплины, как говорил сам попечитель, «на началах Священного союза». К примеру, смысл предмета всеобщей истории сводился к тому, чтобы разъяснять студентам, «как от одной пары все человечество развелось», причем новейшая история — вместилище всех смут — исключалась из преподавания. Математики должны были высчитывать неоспоримость «священных истин», вроде следующей: «Как числа без единицы быть не может, так и Вселенная, яко множество, без единого владыки существовать не может». Старые, языческие определения и формулы Магницкий заменил новыми, христианскими. Например, гипотенузу стали определять так: «Гипотенуза в прямоугольном треугольнике есть символ сретения правды и мира, правосудия и любви, через ходатая Бога и человеков, соединившего горнее с дольним, небесное с земным». В ежегодной и выпускной аттестации студента превыше всего, включая любые успехи в науках, ценилась благонамеренность.

Завершив весь цикл своих преобразований в Казанском университете, Магницкий распорядился поместить в его актовом зале большой портрет Александра I и под ним мемориальную доску с надписью: «Обновителю своему — обновленный университет». Пожалуй, именно этот попечитель заложил основы той политики воспитания юношества, которая осуществлялась до конца царской и все время большевистской империи и смысл которой точно уловил Евгений Евтушенко:

Суть попечительства в России Свелась в одну паучью нить: «Топи котят, пока слепые, Прозреют — поздно их топить!»

Недаром консервативно мыслящий, но истинно просвещенный Н.М. Карамзин назвал голицынское Министерство просвещения «министерством затмения».

С той же целью затмения духа россиян Александр I и Аракчеев буквально взнуздали после 1815 и особенно с 1820 г. прессу. Явь «дней александровых прекрасного начала», когда свободно издавались в России Ф. Вольтер и Ж.Ж. Руссо, стала казаться сном. Теперь запрещена была даже книга «О вреде грибов» только потому, что грибы — постная пища, рекомендованная церковью, и, следовательно, не может быть вредной. Иностранное же вольнодумство (это, по выражению цензора А.И. Красовского, «смердящее гноище, распространяющее душегубительную зловонь») преследовалось наипаче всего.

«Свирепая холера изуверства» (как выразился А.И. Герцен) магницких и красовских стимулировала давно привитый в России национальный синдром, который тоже переживет и царизм, и большевизм. Наблюдательный Астольф де Кюстин в 1839 г. определит его таким образом: «Лгать здесь — значит охранять престол, говорить правду — значит потрясать основы». За все попытки освободиться от этого синдрома царь и его временщик карали жестоко. Два самых ярких примера — судьбы царского флигель-адъютанта полковника Т.Г. фон Бока и основателя Харьковского университета В.Н. Каразина. Того и другого царь обнимал и просил со слезами на глазах говорить ему только правду, а когда они откровенно высказались в письмах к нему против аракчеевских методов его правления, он засадил и Бока (в 1818 г.), и Каразина (в 1820 г.) в Шлиссельбургскую крепость, откуда Бок вышел лишь при Николае I, будучи уже на роковой точке душевного расстройства.