Читать «Солнечное сплетение. Этюды истории преступлений и наказаний» онлайн - страница 21

Анатолий Манаков

В силу своей заскорузлой подозрительности вообще к идеологиям иностранного происхождения (хотя католицизм тоже не в Испании родился) епископы на первых порах настороженно присматривались к Фаланге. Да и лидер пришедших тогда к власти нацистов в Германии не жаловал тамошних католиков и на место традиционной христианской религии хотел поставить новую, светскую религию. Массовое проникновение нацистской пропаганды вызывало у высшего духовенства тревогу, а нацизм рассматривался им как следствие духовного кризиса, свойственного только Германии и неприменимого к Испании, стране с многовековым католическим наследием. (Можно подумать, у Германии такого наследия не было.)

Поначалу церковники по всему миру старались отстраняться от слишком противоречившей христианскому вероучению доктрины превосходства арийской расы. Тем не менее редко кто в Ватикане скрывал свое восхищение решимостью Гитлера избавиться от коммунистов и социал-демократов. Пусть даже лидер Фаланги Хосе Антонио избегал публично делать воздаяния фюреру и дуче, это не мешало ему охотно принимать от них финансовую помощь, выражая солидарность с их курсом на мировую экспансию…

Тем временем все большим влиянием начали пользоваться и радикально настроенные левые политические силы. Под их давлением лишены привилегий не только церковь, но и крупные земельные собственники. На местах экспроприировались дворцы и загородные виллы аристократов, банкиров и фабрикантов. Влачившая жалкое существование основная масса крестьянства наконец-то почувствовала надежду на улучшение своего положения. Рабочие добились права иметь независимые профсоюзы и других гражданских свобод.

На радикальные социальные реформы настраивалась значительная часть интеллигенции, большинство рабочих поддерживало социалистов или анархистов. Видя, что творили ультраправые в Германии и Италии, левые всерьез забеспокоились усилением у себя в стране «фашизма с католическим лицом» и склонялись к тому, что буржуазная демократия в Испании себя исчерпала, не оставив ничего, кроме выбора между тем, что получается в Германии, и тем, что в Советском Союзе.

Вывод этот сделал и лидер самой крупной парламентской фракции от Социалистической рабочей партии Ларго Кабальеро. Его называли «испанским Лениным». На упреки, будто им предвещалась гражданская война, он отвечал: «Давайте мыслить реально. Она уже в самом разгаре». Имелись в виду террористические акты и провокации боевиков Фаланги, в ответ на которые социалисты призывали к раздаче оружия народу, чтобы дать фашистам отпор.

Президент Испанской Республики Мануэль Асанья тоже был сторонником решительного противодействия экстремизму ультраправых. Еще до избрания на этот пост он считал, что прежде чем проводить фундаментальные реформы, страна нуждается в моральном и этическом преобразовании своих граждан, которые еще не готовы участвовать в управлении новым демократическим государством. По его убеждению, нужно было научиться избегать идеологического доктринерства, которое очень часто в отечественной истории заканчивалось обращением политической партии за поддержкой штыками. Необходимым он считал также закрыть патронируемые иезуитами учебные заведения, выпроводить их из государственных школ, отменить субсидирование государством церкви, значительно увеличить расходы на образование и культуру. Одну из главных причин медленного развития страны он видел в совершенно безразличном отношении многих испанцев к своей способности рассуждать самостоятельно и критически. Предупреждая об опасности братоубийственной войны, Асанья с тревогой отмечал, что насилие уходит своими корнями в испанский характер. «Эту Испанию я не люблю, – говорил он. – Я люблю другую, которая лучше ее».