Читать «Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть!» онлайн - страница 118

Сергей Викторович Нуртазин

Пришла весна. На фронте шла упорная борьба, Красная армия взяла Ржев и Вязьму, но оставила Харьков и Белгород. Немцам удалось отыграться за Сталинград. Войска понесли тяжелые потери. Немцы снова готовились к прыжку на восток. В это тревожное время Вострецов получил письмо из Ярославля. Он обрадовался весточке из дома, но радость была короткой. В конверте, подписанном рукой сестры Гали, лежало скорбное послание. Из его содержания Гришка узнал, что зимой, после долгой болезни, умерла его мать…

И снова боль в сердце от потери. Не прошло и года, а он потерял боевых товарищей, маму и Машу. Теперь на всем белом свете у Вострецова оставалась только сестра. И снова в трудную минуту рядом оказалась Антонина Ивановна, снова она нашла для него нужные слова:

– Терпи, сынок. Всем нам предначертано в свое время покинуть этот мир. Терпи, время лечит. Вылечило раны твои, вылечит и душу. Сейчас время такое, всюду потери, слезы, боль, горе. Война, миленький. Выпишут тебя из госпиталя, поедешь к сестре в Ярославль, навестишь мамину могилку, поклонишься ей и будешь жить дальше, устраивать свою жизнь. А хочешь, у меня оставайся. Живи. Мне не жалко. Муж мой в море Каспийском утонул в тридцать восьмом году, в рыболовецкой артели работал, а сын в сороковом, во время войны с финнами погиб. Одна я осталась…

У Антонины Ивановны Гришка не остался, но попрощаться зашел. Как она и говорила, время залечило раны, пусть и не совсем, но зато теперь душевные страдания Гришка переносил легче. И все же не утерпел, разбередил себе душу. Прошел-таки той улицей, по которой шагал их полк по прибытии в Астрахань. Ему вспомнился жаркий августовский день, Селиванов, встреча с Машей и песня: «Стелются черные тучи. Молнии в небе снуют». Минуя дом Маши, пересилить себя не смог, глянул в знакомое окно в надежде увидеть свою первую большую любовь. Последнее время он хранил облик любимой только в памяти, так как фотография осталась в немецком блиндаже, где его допрашивали.

Окно на втором этаже было плотно зашторено знакомыми голубыми занавесками. Плотными невидимыми занавесками были зашторены и его прошлые отношения с Машей. Теперь путь Гришки лежал в родной Ярославль. Уже через два дня поезд вез его в родные места, колеса стучали: «Домой-домой, домой-домой», сердце рвалось вперед, но время от времени паровоз протяжно гудел: «Ма-аша-а-а! Ма-аша-а-а!» – и тогда хотелось выпрыгнуть из вагона и бежать обратно в Астрахань, туда, где осталась его любовь…

Глава тридцатая

Гришка шел по родному Ярославлю. Шел, прихрамывал, но уже без палочки. И был доволен. Здесь все было ему знакомо: улицы, здания, храмы, коих, как и в Астрахани, было немало. Строенный в давние времена город на берегу Волги напоминал Гришке Астрахань, в центре те же двух– и трехэтажные деревянные и каменные дома, некогда принадлежавшие чиновникам, купцам и мещанам. Вот и Спасо-Преображенский монастырь со стенами и башнями, чем-то похожими на крепостные сооружения Астраханского кремля. Немало довелось пережить монастырю. Видел он пожары и нашествие польско-литовского войска, видел князя Дмитрия Пожарского, его сподвижника Кузьму Минина в 1612 году и царя-реформатора Петра Алексеевича. Помнили его старые стены и контрреволюционный мятеж восемнадцатого года, и сообщение о начале войны двадцать второго июня сорок первого. Осенью того же года и зимой сорок второго над городом нависла немалая опасность наступления немецких войск, но победа Красной армии под Москвой сорвала планы неприятеля. И теперь Гришка мог любоваться своим городом. Здесь он гулял, будучи ребенком, отсюда ушел в армию.