Читать «Движущие силы и сущность Великой российской революции» онлайн - страница 64

Гражданская война характеризовалась особой жестокостью обеих сторон конфликта и принесла много бедствий миллионам российских людей. По оценкам специалистов, потери России в Первой мировой войне были многократно меньше тех жертв, которые унесли военные действия Гражданской войны. Если в Первой мировой войне Россия потеряла убитыми по разным оценкам от 900 тысяч до 1.3 млн. человек, то в гражданской войне по утверждению Л. Троцкого было убито 2.5 млн. человек, а М. Фрунзе называл цифру в три миллиона. То есть в гражданскую войну Россия потеряла как минимум в два раза больше человек, чем в Первую мировую. По разным оценкам общие потери населения, в том числе и в результате голода и эпидемий, составили от 11 млн. до 25 млн. человек.

Кроме того, из России уехали лучшие ее человеческие ресурсы. Специалисты оценивают число эмигрировавших в полтора-два миллиона человек. Эта вынужденная эмиграция – невосполнимая утрата России. Ведь подавляющим большинством эмигрантов была европеизированная элита России: офицеры, чиновники, купцы, ученные, преподаватели учебных заведений, интеллектуалы, духовенство, представители свободных профессий. К этому нужно добавить, что в период революции и Гражданской войны было разрушено, уничтожено или вывезено из страны огромное количество культурных ценностей. По мнению доктора исторических наук, профессора МГИМО А.Б. Зубова, автора книги «История России. XX век», в XX веке Россия потеряла 95 процентов своих культурных сокровищ.

Очень верно дореволюционное состояние раскола русского общества и движущие силы революции 1917–1922 годов определил С.Л. Франк: «Замечательной, в сущности общеизвестной, но во всем своем значении неоцененной особенностью общественно-государственного строя было то, что в народном сознании и народной вере была непосредственно укреплена только сама верховная власть царя; все же остальное: сословные отношения, местное самоуправление, суд, администрация, крупная промышленность, банки, вся утонченная культура образованных классов, литература и искусство, университеты, консерватории, академии – все это, в том или ином отношении, держалось лишь косвенно, силой царской власти, и не имело непосредственных корней в народном сознании… Произведения этой культуры висели над почвой, непосредственно с ней не соприкасаясь и не имея в ней собственных корней… Неудивительно, что с крушением монархии рухнуло сразу все остальное – вся русская общественность и культура, ибо мужицкой России она была не понятна, чужда и – по его состоянию – не нужна».[41] Надежда Мандельштам очень хорошо передала ощущение обреченности русско-европейской культуры и ее носителей: «Это не литература, а робкая попытка описать сдвиг сознания, испытанный, вероятно, множеством людей, преступивших роковую черту. Этот сдвиг выразился, прежде всего, в полном безразличии ко всему, что оставалось позади, так как появилась абсолютная уверенность, что все мы вступили на колею бесповоротной гибели. Одному, может быть, отпущен еще час, другому – недели или даже год, но конец один. Конец всему – близким, друзьям, Европе, матери… Я говорю именно об Европе, потому что в «новом», куда я попала не существовало всего того европейского комплекса мыслей, чувств и представлений, которыми я до сих пор жила. Другие понятия, другие меры, другие счеты… Сейчас исчезла тревога и пропал страх. Их заменило острейшее сознание обреченности… есть только сроки до осуществления этого бесповоротного, которое подстерегает всех нас с нашей Европой, с нашей горсточкой последних мыслей и чувств». [42]