Читать «Мы не должны были так жить!» онлайн - страница 408

Эрнест Кольман

Такого рода размышления я считаю полностью ошибочными. Дуб-чек не мог действовать по-другому. Если он действительно хотел восстановить настоящий, неискаженный социализм, – а в этом не может быть никаких сомнений, – для этого ему нужна была поддержка абсолютного большинства народа. А это было возможно только в том случае, если бы он решительно покончил с эрой Новотного, когда журналистов за критические выступления приговаривали к длительным срокам заключения, если бы он гарантировал бы открытость и свободу слова.

ЯНОУХ: Когда ты сидел на Лубянке, следователи хотели заставить тебя подписать доносы на самых различных политиков Советского Союза, Чехословакии и международного рабочего движения, и сделать это, так сказать, про запас. Был ли среди них Рудольф Сланский?

КОЛЬМАН: Странным образом, нет. Это меня удивило; ведь я же выступал против него, и это привело к моему аресту. Но Готвальд был среди них.

ЯНОУХ: Есть у тебя какое-нибудь объяснение тому, что тебя выпустили на свободу задолго до смерти Сталина, к тому же по прямому указанию министра безопасности, то есть на самом высоком уровне? Сыграл ли здесь роль тот факт, что ты выступал против Сланского и, таким образом, помог разоблачить его?

КОЛЬМАН: Насколько я знаю, я был лишь один из целой группы освобожденных и реабилитированных именно в тот момент, когда Берия снял Абакумова с поста министра безопасности, заменив его Игнатьевым. Таким образом Берия, у которого уже земля горела под ногами, хотел упрочить свою позицию. Высказанная мною в 1948 году критика в адрес Сланского не имела ничего общего с обвинениями против него на показательном процессе 1952 года. Этот инициированный Сталиным процесс был лишь частью широко развернутой кампании по порабощению восточноевропейских стран.

О еврокоммунизме

ЯНОУХ: Сегодня очень много говорят и пишут о еврокоммунизме. Но ведь это очень сложный вопрос. Я не сомневаюсь, что у Каррильо и Берлингуэра самые благородные намерения. Однако персональные планы и добрые намерения это одно, другое дело историческая реальность, политическая ситуация, объективные закономерности, которые в случае прихода к власти этих партий могли бы отбросить развитие этих стран на советский путь со всеми его отрицательными и страшными характерными чертами. Я действительно не знаю, как мне относиться к еврокоммунизму. В эмоциональном плане он мне близок и симпатичен, но разум требует проявить скептицизм и осторожность. Совместима ли марксистская философия с практической демократией, со свободой совести, мышления и прессы, с плюралистической политической системой? И если это так, то почему тогда еврокоммунистические партии не начали применять эти высокие и необходимые принципы так сказать у себя дома? В своей собственной внутрипартийной жизни? Почему они не предложили, например, исключенным из партии еретикам, таким, как Гароди, снова вступить в партию? Почему они запрещают существование фракций внутри партии? А что касается, например, Коммунистической партии Италии, которая считает Дубчека товарищем и коммунистом, то почему Берлингуэр не приехал к Дубчеку в Братиславу, чтобы выразить ему свою симпатию и солидарность, как это он сделал недавно, посетив в Мадриде Каррильо? Или он больше боится пражского правительства, чем мадридского?