Читать «Мы не должны были так жить!» онлайн - страница 389

Эрнест Кольман

ЯНОУХ: В 20-е годы ты жил в Советском Союзе. В то время там образовалась широко известная школа авангардистской живописи, которая даже оказала влияние на мировое изобразительное искусство. Достаточно назвать такие имена, как Шагал, Кандинский, Малевич и многие другие. Как ты тогда относился к этому модернизму? И как ты относишься к более поздней, а также к сегодняшней официальной позиции в отношении абстрактного и, вообще, модернистского искусства? Без всяких колебаний я охарактеризовал бы ее как извращенную и даже варварскую, особенно, когда я вспоминаю, как в Москве с помощью бульдозеров расправились с выставкой абстрактных картин художника Оскара Рабина в одном из московских пригородов.

КОЛЬМАН: Названные тобой художники Шагал, Кандинский, Малевич были представителями дореволюционной прогрессивной школы живописи в России. В первые годы после Октябрьской революции это также была процветающая школа. Художники выступали как представители и разработчики различных модернистских направлений, которые последовали вслед за импрессионизмом прошлого столетия: например, кубизм, супрематизм, футурокубизм. Тогда официальное отношение к модернизму, не только в изобразительном искусстве, но и в беллетристике и в музыке, было либеральным. Лучшим примером этого могут служить слова Ленина о Маяковском, который сначала был футуристом, сказанные им Кларе Цеткин: «Я хотя не понимаю некоторые его стихотворения, но его всё же ценю». Само собой разумеется, что я разделяю такую позицию. Важным тогда был и тот факт, что во главе народного комиссариата образования стоял А. В. Луначарский, сам философ, эстет, литературовед и драматург, человек, получивший европейское образование, который с марксистских позиций (хотя, иногда, и не без ошибок), оценивал события в культурной жизни страны. На этом посту он руководствовался своим глубоким пониманием искусства и своим дружелюбием к его представителям. Всё это резко изменилось, когда Сталин начал реализовывать свою диктатуру; а его последователи уже без него слепо и верно продолжали его политику в области культуры. Примитивный и некультурный, такой же политический аферист, как Шикльгрубер-Гитлер, Джугашвили-Сталин признавал в искусстве и в культуре только то, что он считал полезным для утверждения своей власти. Своего идеологического комиссара А. А. Жданова он заставил подвергнуть гонениям талантливого сатирика Зощенко; а модернистское изобразительное искусство, музыка, архитектура клеймились, как гнойные язвы империализма, а к деятелям культуры относились, как к врагам. Сталин и правящая каста окружили себя посредственными льстецами и подхалимами, такими, как художник А. М. Герасимов, портретист Сталина и других партийных бонз, автор слащавых картин, приукрашивающих советскую действительность. Их повсюду расхваливали и им вручали всевозможные правительственные награды. Им завидовали действительно талантливые люди искусства, которым приклеивали ругательный ярлык «абстракционист» и которые из-за преследований в лучшем случае смогли эмигрировать. Но чаще всего, поскольку они нигде не могли найти работу, то становились безработными, другими словами «паразитами», а таких приговаривали к принудительным работам в лагерях или ссылали в Сибирь, за Полярный круг, или же немедленно, без учёта возраста и здоровья, призывали на военную службу.