Он знал меня именно такой, какой я хотела быть в его глазах.
Так всегда происходит в жизни. Как только вы начинаете ставить людям оценку А, все самое значительное, что скрывалось от вас многие годы, словно за вуалью, начинает проявляться одно за другим. Неожиданно находятся письма, всплывают воспоминания. Происходят новые открытия. И когда подлинная суть отношений уже не подлежит сомнению, мы спрашиваем самих себя: а что же делать теперь?
Многие люди страдают, поняв, что в свое время их родители сознательно отказывались ставить им оценку А. Неужели спустя годы ничего нельзя изменить? Мы так часто слышим искренний и печальный совет: «Ты не в состоянии изменить других». И тем не менее большинство из нас не оставляют попыток до конца жизни. Разумеется, это изречение истинно, но только в Мире измерений, где люди и предметы обладают постоянными свойствами. Однако во Вселенной возможности вы, несомненно, сумеете преобразить людей. Они меняются во время разговора с вами. Тут вы можете спросить: «А кто, собственно, проводит все эти изменения?» И ответ будет таким: отношения, поскольку на арене возможности все происходит именно в этом контексте.
Мы познакомим вас с письмом человека, узнавшего об экспериментах с оценкой А и изменившего свою жизнь благодаря волшебной силе музыки. Все это произошло с ним за один день.
Дорогой мой Бенджамин Зандер!
Только что Вы закончили свое выступление перед руководством Еврейской здравоохранительной системы Северного побережья и острова Лонг-Айленд. И теперь мне предстоит вернуться к моим обязанностям одного из вице-президентов этой организации (весьма надуманное звание, не правда ли?). Так все и произойдет. Но сперва я сяду за стол и кратко изложу Вам свои мысли по поводу того, какое влияние оказали на меня сегодня Ваши слова, энергия и юмор.
Я – тот человек, который подходил к Вам и рассказывал о том, что во время Вашего выступления с ним произошло волнующее событие – он помирился со своим отцом. В моем отце текла немецкая и шведская кровь. И всю свою взрослую жизнь я изо всех сил пытался понять, почему за те 25 лет, которые мы провели с ним под одной крышей, он никогда, ни разу не сказал мне: «Я люблю тебя». О, мы проделали немало работы, ощущая себя одной семьей. И я полагаю, что «воспитательный процесс», проводившийся им в форме замечаний, навсегда оставил след в моей душе. Тем более что этот опыт весьма смягчается тем обстоятельством, что я и сам имею счастье быть отцом пяти замечательных детей.
Перед тем как исполнять Шопена, Вы сказали нам, что всегда следует выкраивать время для воспоминаний о тех людях, которых уже нет в нашей жизни. Я подумал тогда о своем отце, и в моей голове снова возник все тот же назойливый вопрос, по-прежнему остающийся без ответа: почему он так никогда и не сказал мне «Я люблю тебя»?
И затем, подобно вспышке молнии, меня посетило воспоминание об одном событии, произошедшем с нами по меньшей мере лет 45 назад. В детстве я болел астмой и частенько не мог встать с кровати и подбежать к двери (как того требовала мать), чтобы поздороваться с отцом, обнять и поцеловать его, когда поздними вечерами он возвращался домой после работы на гостиничной кухне. Мне очень хотелось тогда, чтобы все было наоборот, чтобы он сам поднялся ко мне, прикованному к постели, тяжело дышащему и с таким нетерпением ждущему его, чтобы обнял меня, поздоровался и, может быть, – о, всего лишь может быть! – ласково сказал бы: «Привет, Джонни, я люблю тебя». Но эти слова так никогда и не прозвучали.
Слушая Вашу музыку, я вдруг вспомнил о вечере 45-летней давности, когда я снова болел. Но в тот раз все было по-другому. Отец сидел рядом и, как только я начинал бороться за очередной свой вздох, нежно гладил меня по волосам. Мне очень хотелось тогда, чтобы этот миг длился вечно.
Сегодня, когда Вы исполняли Шопена, слезы подступали к моему горлу. Внезапно я понял, что, хотя мой отец так и не произнес вслух слова «Я люблю тебя», однажды он сообщил мне о своих чувствах еще более отчетливо – в тот вечер, когда нежно гладил меня по голове своей сильной отцовской рукой.
Я совершенно забыл об этом случае. Видимо, из-за моего желания сохранять дистанцию между собой и отцом. А может, мне хотелось доказать самому себе, что я рос без любви или что мой отец был бездушным человеком, который только и знал, что работал, работал и работал. Но я ошибался. Мой отец много раз показывал мне свою любовь.
Всю жизнь мы проводим в ожидании какого-то «особенного послания», оставаясь слепыми к тому, что это послание уже получено и находится где-то внутри нас. Просто не надо требовать от него, чтобы оно было написано именно на НАШЕМ языке и в точности соответствовало НАШИМ стандартам. Когда человек открыт для новых возможностей, он начинает понимать, что предмет его поисков может все время пребывать прямо перед ним.
Спасибо!
Джон Имхоф
