Жизнь отцветает, горестно легка…Осыплется от первого толчка…Пей! Хмурый плащ – Луной разорван в небе…Пей! После нас – Луне сиять века…
* * *
Вино, как солнца яркая стрела:Пронзенная, зашевелится мгла,Обрушен горя снег обледенелый!И даль в обвалах огненно светла!
* * *
Ночь на земле. Ковер земли и сон.Ночь под землей. Навес земли и сон.Мелькнули тени, где-то зароились —И скрылись вновь. Пустыня… тайна… сон.
* * *
Жизнь расточай! За нею – полный мрак,Где ни вина, ни женщин, ни гуляк…Знай (но другим разбалтывать не стоит!),Осыпался и кончен красный мак!
* * *
Предстанет Ангел там, где пел речей,Безмолвный Ангел с чашей. Будет в нейНапиток смерти темный. И приблизитЕе к губам. И ты без страха пей!
* * *
Кто розу нежную любви привилК порезам сердца, – не напрасно жил!И тот, кто сердцем чутко слушал бога,И тот, кто хмель земной услады пил!
* * *
Дал Нишапур нам жизнь иль Вавилон,Льет кубок сладость или горек он? —По капле пей немую влагу Жизни!И жизнь по капле высохнет, как сон.
* * *
Как месяц, звезды радуя кругом,Гостей обходит кравчий за столом.Нет среди них меня! И на мгновеньеПустую чашу опрокинь вверх дном.
* * *
О, если бы крылатый Ангел мог,Пока не поздно, не исполнен срок,Жестокий свиток вырвать, переправитьИль зачеркнуть угрозу вещих строк!
* * *
О, если бы покой был на земле!О, если бы покой найти в земле!Нет! – оживешь весеннею травоюИ будешь вновь растоптан на земле.
* * *
Вина пред смертью дайте мне, в бреду!Рубином вспыхнет воск, и я уйду…А труп мой пышно лозами обвейтеИ сохраните в дремлющем саду.
* * *
Холм над моей могилой, – даже он! —Вином душистым будет напоен.И подойдет поближе путник позднийИ отойдет невольно, опьянен.
* * *
В зерне – вся жатва. Гордый поздний братИз древнего комочка глины взят.И то, что в жизнь вписало Утро мира, —Прочтет последний солнечный Закат.
* * *
День утопает в сумерках. НемойИ постный день. Я в лавке-мастерскойУ гончара. Изделия из глины…И я один с их странною толпой.
* * *
Их множество! На полках, на полу…Большие, малые… Сквозь полумглуЯ плохо вижу. Различаю шепот.Но есть совсем безмолвные в углу.
* * *
Кувшин храбрится: «Да, я из земли!Но раз меня оттуда извлекли,Раз дали форму, блеск – не с тем, конечно,Чтоб снова сделать глыбою земли!»
* * *
Другой спокоен: «Даже будь сердит,Раз на столе кувшин с вином стоит,Не разобьешь! Чтоб тот, кто сам же лепит,Стал разбивать? Не может быть! Грозит!»
* * *
Молчание. И вздох исподтишкаНескладного щербатого горшка:«Все надо мной смеются… Кто ж виною,Что дрогнула у мастера рука?»
* * *
Еще болтун-горшок. Довольно стар.В скуфейской шапочке. В нем пышет жар:«Я был тобой! Ты – станешь глиной, мною!Так кто ж из нас горшок и кто – гончар?»
* * *
«А вот, – вставляет кто-то, – говорят,Что будет смотр: и кто испорчен – в АдШвырнут, и – вдребезги! Не верю! Сплетни!Наш Добрый Друг устроит все на лад…»
* * *
Непроданный, забытый на краю:«Совсем иссох – так долго здесь стою!Но если б мне, бедняге, дали влаги —Воспряну в миг! Весь мир я напою!»
