Читать «Убийство как одно из изящных искусств» онлайн - страница 11
Томас де Квинси
«Господина Декарта сопровождал только один слуга, с которым он беседовал по-французски. Матросы приняли Декарта за иностранца и, посчитав его не дворянином, а торговцем, заключили, что он при деньгах. Задуманный план действий не сулил ничего хорошего кошельку путешественника. Разница, однако, между морскими разбойниками и разбойниками лесными заключается в том, что последние могут без опаски сохранить жизнь своим жертвам, тогда как первые не отважатся высадить пассажира на берег, не подвергая себя риску быть разоблаченными. Провожатые Декарта приняли все меры к тому, чтобы предотвратить подобную неприятность.
Они не преминули подметить, что приехал он издалека, знакомых в здешних краях у него наверняка нет и никто не возьмет на себя труд пуститься в расспросы в том случае, если путник не доберется до места назначения (quand il viendroit à manquer). Представьте, джентльмены, как эти фрисландские молодчики судачат о философе, словно это бочонок рома, предназначенный для какого-то судового маклера. Нрав у него, толковали они, тихий и скромный – и, судя по мягкости и вежливости в обращении с ними же самими, они заключили, что перед ними всего лишь зеленый юнец, без кола и двора, расправиться с которым не составит труда. Негодяи без стеснения обсуждали затеянное в присутствии самого Декарта, думая, что он не понимает никакого другого языка, кроме того, на каком беседовал со слугой; в конце концов, они твердо вознамерились убить его и бросить труп в море, а добычу разделить поровну».
Простите, джентльмены, мою веселость: право, я не в силах удержаться от смеха, вспоминая об этой истории. Две подробности кажутся мне особенно забавными: во-первых, панический ужас, или «перепуг» (как выражаются воспитанники Итона), охвативший Декарта, когда он услышал о готовящемся спектакле, который должен был завершиться его смертью, похоронами – и дележкой унаследованного имущества. Еще потешней кажется допущение, что если бы эти фрисландские гончие настигли добычу, то у нас не было бы никакой картезианской философии; каким же образом мы бы без нее обходились, если вспомнить о грудах посвященных ей томов, – предоставляю заключить любому почтенному хранителю старых книг.
Однако продолжим: невзирая на страшный перепуг, Декарт выказал готовность к борьбе, чем и поверг разбойных антикартезианцев в благоговейный трепет. «Обнаружив, – продолжает господин Байе, – что дело нешуточное, господин Декарт мигом вскочил на ноги и самым резким тоном, явившимся для этих трусов полной неожиданностью, обратился к ним на их языке и пригрозил пустить в ход шпагу, буде те осмелятся нанести ему оскорбление». Поистине, джентльмены, для столь ничтожных проходимцев было бы совершенно незаслуженной честью оказаться нанизанными на картезианскую рапиру подобно жаворонкам; и потому я рад, что господин Декарт не обездолил виселицу исполнением своей угрозы, тем более что он вряд ли сумел бы доставить судно в гавань после сведения счетов с командой: вероятно, плавание его по Зюйдер-Зее длилось бы до бесконечности, и моряки по ошибке принимали бы судно за «Летучего голландца», направляющегося в родной порт. «Проявленное Декартом мужество, – замечает биограф, – произвело на бандитов поистине волшебное действие. Ошеломленные неожиданностью, они впали в полную растерянность – и, забыв о своем численном перевесе, благополучно высадили путешественника там, где он пожелал».