Читать «Осиновый крест урядника Жигина» онлайн - страница 67

Михаил Николаевич Щукин

Не случилось.

Совсем наоборот складывалось: он стал точной копией своего отца. Один в один, капля в каплю. И походка изменилась, и голос, и пальцы рук, когда гневался, растопыривал, как родитель. Разве что не говорил вслух, что жизнь надо держать за глотку двумя руками и тогда она подчинится. Порядки в доме установились такие же, какие царили при Лаврентии Зотовиче, и нелюбимая жена ни слова не могла сказать мужу о том, что слухи о его загулах на стороне доходят и до нее. Да, вот так и выплясалось, что унаследовал наследник еще и необъяснимую страсть к буйным попоищам, порою безобразным, которые длились иногда по целым неделям.

Но что бы ни делал Павел Лаврентьевич — горел ли в трудах, тратил ли себя в загулах, в сердце у него стальной занозой сидела ненависть к Марфе Шаньгиной, и не мог он эту занозу ни переломить, ни вытащить. Вот поэтому и разгневался, получив от губернаторши пригласительный билет на благотворительный вечер.

Конверт доставили, видимо, дня два-три назад, пока он отсутствовал, вечер же был назначен на сегодняшнее число, и времени до его начала оставалось всего два с небольшим часа. Следовало поторопиться, потому что супруге генерал-губернатора в Ярске не принято было отказывать — ни в чем. Павел Лаврентьевич глянул на смятый пригласительный билет, но расправлять его не стал — знал, что в Общественное собрание пропустят и без этой лощеной бумажки.

Когда он уже выходил из дома, на глаза ему еще раз попались Диомид и Ваньша, которые тоже направлялись к калитке и вели о чем-то между собой вполне миролюбивый разговор. Сам не понимая, зачем он это делает, Павел Лаврентьевич подозвал мальчишку и сказал ему:

— Ты, Ваньша, в гости ко мне приходи. Если я свободен буду, Диомид тебя проведет. Слышишь, Диомид?

— А чего не провести! Проведу, если он без рогатки явится…

— Не, я рогатку брать не буду, так, пустой, приду, — пообещал Ваньша и швыркнул застуженным носом.

«Пустой приду, — повторял Павел Лаврентьевич, уже сидя в санках, запахнувшись в шубу, и усмехался, вспоминая мальчишку, — пустой приду… Вот каков — пустой приду, значит, не опасайтесь, глаза целыми останутся…»

3

В просторном кабинете Константина Владимировича Полозова, полицмейстера города Ярска, стояли вдоль глухой стены два странных предмета. Точнее сказать, предметы были обычными: большая черная доска на подставках и столь же большие, чуть ли не в рост человека, счеты, также на подставке. И доске, и счетам следовало бы находиться, конечно, в какой-нибудь церковно-приходской школе, где ученики морщили бы перед ними лбы, осваивая грамматику и арифметику, но уж никак не в кабинете полицмейстера, где все должно соответствовать казенной суровости. Тем не менее они стояли, и Константин Владимирович любил в редкие минуты одиночества возле них прохаживаться, заложив руки за спину. Но иногда случалось так, что его размеренные и величавые шаги внезапно обрывались, вся его стройная фигура, туго обтянутая мундиром, мгновенно менялась — порывистой становилась, гибкой и даже хищной, будто он готовился к прыжку. Но нет, никуда не прыгал, а выхватывал из желоба ученической доски кусок мела и быстро, торопливо, начинал чертить стрелки, кружочки, прописные буквы, понятные только ему, и настолько увлекался, что порою даже не замечал, как правый рукав мундира становится белым от мела.