Читать «Ледяной клад» онлайн - страница 44

Михаил пожимал плечами.

- Правильно. А я тебе, дураку, разве еще сразу не говорил - с микробами не шути?

Максим эти слова Михаила пропускал мимо ушей.

- Могла бы, понимаешь, получиться флегмона...

- И гангрена.

- ...и гангрена. Так и она мне сказала.

- Может, еще и полное заражение крови. Как это - сепсис?

- Может, и сепсис. А когда, понимаешь, резать она замахнулась, ножичек у нее...

- Ланцет.

- ...ланцет у нее вот такой, блестит да еще прямо из кипятка вынутый, горячущий. Спрашивает: "Хотите, укол вам сделаю? Заморожу". Понимаешь, чтобы без боли. А я говорю: "Спасибо, не надо, я и так никогда никакой боли не чувствую". Ну ведь стыдно же было просить: уколите. А кы-ак полоснула она этим самым раскаленным ланцетом по руке, да второй раз, на глубину до самого сердца - кровища, дрянь всякая брызнула... Ну, понимаешь, я и... промок...

Михаил хохотал, громко, раскатисто.

- Ой, Макся, позор какой!

- А она не заметила, говорит: "Ничего, ничего, вы еще как мужчина держитесь. Другие так, случается, в обморок падают". Зато сейчас, гляди, какая рука! Эх, все-таки здорово наша медицина работает!

Мороз в эти дни сдал, окна оттаяли, только по самому низу лоснились толстые ледяные наплывы. Сквозь осветлевшие стекла теперь было видно, как бродят по тайге высокие белые тени - дул несильный, порывистый ветер, встряхивал вершины деревьев, и снежная крупа косо летела на землю. Наледь на Ингуте застыла, закрепла, машины к Читаутскому рейду пошли напрямую. Михаилу, одному, работы на дороге хватало по горло. Работал он вообще всегда с охотой. Но теперь возвращался домой какой-то раздраженный, ворчливый. А когда Максим, измученный нестерпимой болью в руке, выждав начало оттепели, отправился в медпункт Читаутского рейда и оттуда вернулся радужно повеселевшим, к Михаилу стало и вовсе не подступиться. Он все время старался так или иначе поддеть Максима, выставить его в смешном виде, чтобы самому же потом вволю и похохотать над ним. Максим, приспосабливаясь к новому повороту в поведении Михаила, охотно балаганил и клепал на себя, только бы поднять настроение друга. Но делал все это вслепую, жертвенно, не догадываясь о причине резкой перемены к нему Михаила. А догадаться бы можно. Максим побывал на рейде, и Михаила сверлило желание узнать, что там с Федосьей. Но прямо спросить он никак не мог, язык почему-то не поворачивался. А Максим, конечно, знал. Но не рассказывал.

С той ночи, когда Михаил, дотащив до места закоченевшую Феню, вернулся обратно в свой домик, перебредя дымящийся наледью Ингут, пришел на негнущихся, как ледяные столбы, ногах и с обмороженными щеками, он не хотел даже и заводить разговор с Максимом об их негаданной гостье.

- Иди к черту со своей Федосьей! - заорал он на Максима, когда тот попытался расспросить, где и как нашел ее в лесу Михаил и почему вернулся только под самое утро и весь во льду. - Дура она сто раз! Идиотка! Черта ей лысого сделается! Дрыхнет сейчас на теплой перине, а я вот... - Он стоял у докрасна раскалившейся печки и поленом разбивал на штанах ледяной панцирь. В общем, Макся, пойдет если когда-нибудь еще здесь эта Федосья, таким вот поленом ноги ей переломаю, а тебя - пустишь ее снова ночевать - вытащу, голой мякотью в Ингут посажу и буду держать, пока в наледь не вмерзнешь.