Читать «Вера и жизнь» онлайн - страница 6

Я, конечно, очень хотел познакомиться с этой легендарной личностью. Приезжал пару раз в подмосковное село Виноградово, где отец Димитрий тогда служил, но не мог его застать. В третий или четвертый раз встреча состоялась – и я был буквально потрясен тем, что известный диссидент, который по определению должен был с недоверием относиться к людям, оказался совершенно простым и доступным человеком. Я не раз у него исповедовался, сопровождал его на прогулках, а главное – участвовал в беседах, которые он проводил по воскресеньям в маленькой комнате при храме, а в один из будних дней каждой недели – на квартирах у духовных чад. Своей известностью и своим «компромиссом» с советской властью отец Димитрий завоевал право делать то, что для многих других священников было просто немыслимо, – практически открыто собирать народ, включая диссидентствующую интеллигенцию.

Беседы проходили так: накрывался чай, звучала молитва, потом отец Димитрий что-то говорил на «заявленную» тему (праздники, пост, модные тогда увлечения восточными культами, наука и вера) – и начинались вопросы и реплики. От первоначальной темы довольно быстро уходили. Говорили о положении в мире, об истории, о будущем России… Споры велись нешуточные, очень сказывалась разница в образовательном уровне и жизненном опыте участников бесед – а приходили практически все желающие, никакой системы «свой-чужой» не было. Но заканчивалось все общей молитвой – и это в корне меняло обстановку в конце встречи. Собравшиеся пели несколько общеизвестных песнопений, отец Димитрий произносил сугубую ектению, за которой поминал и присутствующих, и их родственников, и узников совести. Люди, только что до хрипоты спорившие друг с другом, становились одним целым. Подобные беседы я сам начал проводить несколько лет назад. Провожу и сегодня.

В те годы я жил, где и сейчас – в Гольянове, на северо-востоке Москвы. В 9–10-х классах школы нас гоняли раз в неделю на УПК – учебно-производственный комбинат, где без особого успеха учили рабочим специальностям. Я обычно эти занятия прогуливал и приходил на литургию в ближайшие храмы. Их тогда на 200-тысячный северо-восточный сегмент Москвы было три: церковь Илии Пророка в Черкизове, церковь Рождества Христова в Измайлове и уникальный разделенный надвое Никольский храм на Преображенском кладбище, где главный престол – у старообрядцев-поморцев, а два придела – у нашей Церкви. Там я исповедовался у только что рукоположенного отца Владимира Воробьева, нынешнего ректора Свято-Тихоновского университета. В Рождественском храме – у отца Леонида Ролдугина, которого знал еще по Брюсову переулку, и отца Вячеслава Винникова, мудрых и очень трезвомысленных пастырей. Часто ходил я и на Антиохийское подворье – к отцу Вячеславу Винникову, которого туда перевели из Измайлова, и отцу Сергию Булатникову, очень радушному и доброму священнику, собиравшему вокруг себя молодежь.