Читать «Родительская педагогика (сборник)» онлайн - страница 64

Инфантильность – большое зло, оно сковывает духовные, творческие силы человека, ограничивает его участие в общественной жизни.

Как же предостеречь от инфантильности? Самое главное – это единство нравственной и трудовой зрелости, единство физической и духовной закалки личности. Духовной, нравственной, трудовой зрелости никогда нельзя достигнуть, если ученику все легко, если он не встречает никаких трудностей, не напрягает усилий, не знает, что такое пот и мозоли.

Единства моральной и трудовой зрелости мы достигаем тем, что 12–13-летние подростки выполняют работу, которая требует значительного напряжения физических и духовных сил. В 15–16-летнем возрасте напряжение становится еще большим и приближается к трудовым усилиям взрослых людей. Подростки выполняют нелегкую работу, какая им под силу, на свежем воздухе, если мороз небольшой, а 15–16-летние юноши работают при 10–15-градусном морозе, иногда в метель (например, привозят с поля на ферму сено для скота). Познавая на собственном опыте, что такое настоящая работа, подростки и юноши убеждаются в том, что без преодоления трудностей невозможна жизнь. Этот опыт и является самым важным элементом нравственной и трудовой зрелости. Тот, кто в годы отрочества и ранней юности научился по-настоящему трудиться, преодолевать трудности, – тот и думает не по-детски, а как взрослый человек.

Продолжаем себя в детях в сердцах сыновей

1. Счастливые и несчастливые семьи

Есть старинная украинская легенда. У матери был единственный сын – дорогой, ненаглядный. Души в нем мать не чаяла; по капельке собирала росу для умывания, из тончайшего шелка вышивала рубашки. Вырос сын – статный, красивый. Женился на девушке изумительной, невиданной красоты. Привел молодую жену в родную хату. Невзлюбила молодая жена свекровь, возненавидела ее. Боялась мать показаться снохе на глаза, сидела в сенях. А потом в сарай переселилась. Но и это не успокоило красавицу. Говорит она мужу: «Если хочешь, чтобы я жила с тобой, убей мать, вынь из груди ее сердце и сожги на медленном огне».

Не дрогнуло сердце в груди сына, околдовала его невиданная красота жены. Говорит он матери: «Приказала мне жена убить вас, мама, вынуть из груди вашей сердце и сжечь на медленном огне. А ослушаюсь – уйдет она от меня. Не могу я жить без нее… не могу и ослушаться…» Заплакала мать и отвечает сыну: «Ну что ж, сын, делай так, как велит сердце».

Пошел сын с матерью в дубраву, наломал сухих сучьев, разжег костер.

Убил мать, вынул из груди сердце. Положил на раскаленные угли. Вспыхнул сучок, треснул, полетел уголек, ударил в лицо сыну, обжег. Вскрикнул сын, закрыл ладонью обожженное место. Встрепенулось сердце материнское, горящее на медленном огне, прошептало: «Сыночек мой родной, тебе больно? Сорви листок подорожника, вот растет у костра, приложи к обожженному месту, а к листу подорожника приложи сердце материнское… Потом в огонь положишь».

Зарыдал сын, схватил горячее материнское сердце в ладони, вложил его в растерзанную грудь, облил горячими слезами. Понял он, что никто и никогда не любил его так горячо и преданно, как родная мать. И столь огромной и неисчерпаемой была любовь материнская, столь всесильным было желание материнского сердца видеть сына радостным и беззаботным, что ожило сердце, закрылась растерзанная грудь, встала мать и прижала кудрявую голову сына к груди. Постылой стала ему жена-красавица, не мог он возвратиться к ней. Не вернулась домой и мать. Пошли они вдвоем степями широкими, стали двумя курганами высокими.