Читать «Тайна Черной горы» онлайн - страница 85

– Дык зачем же тебе вес свой удерживать-то? Мил-человек, тебе же, наоборот, набавлять надо весу, чтоб хоть с виду поосанистей выглядеть, телом брать, – и добавил, многозначительно подмигнув: – Бабы, они, знаешь? Женский пол, то есть… Они, знашь, мужиков любят в теле, чтоб покрепче да потяжелей был.

Тут Степаныч, сам того не желая, попал в самую точку, задел самое больное место в душе Василия Манохина. Ростом он особенно не выдался, можно сказать, был ниже среднего. Хоть и плечист, а все же невысок. И болезненно переживал в душе своей скрытно и тихо такой своей недостаток, свалившийся на него с самого детства по чистой случайной, как он сам считал, несправедливости родной матери-природы. И чтобы ту случайность природы исправить, увлекся физкультурой, и бегом занимался, и борьбой, а на службе во флоте плавание освоил и, главное, пристрастился к гиревому спорту. Окреп телом, силенок поднабрался, а прибавки в росте особой не получилось: было сто шестьдесят четыре, стало – сто шестьдесят пять. И ни сантиметра больше. И чтобы положить конец неприятному для него разговору, подвел черту:

– Одним словом, тренируюсь для себя, для пользы своего организма, – и добавил со значением: – Любитель я! Физкультурник-любитель.

– Во-во, правильно! Мы все тож сплошные любители… Ба-а-альшие любители до баб… то есть до ихнего женского полу. Особенно по молодости лет, сам по себе знаю. И счас, скажу тебе, еще ничего! – Степаныч хихикнул и понимающе подтолкнул локтем Василия. – Ишо гожусь!

– Полегче! – неожиданно строго осадил его Манохин, которому был неприятен такой поворот разговора, его белесые брови нахмурились. – Детонаторы везу, не куль с конфетами! В момент подзалетим! Только дым и пепел останутся!

– Не пужай, а то и взаправду перетрушу, – осерчал Степаныч, не ожидавший такого резкого тона, да не от кого-нибудь, а от Васька-Морячка, всегда безобидно добродушного. И подивился перемене. Видать, и вправду, подумал он, женское отродье может за один раз перелицевать душу мужика, вывернув ее наизнанку. И сердито прикрикнул на машину: – Ну, ну! Что фордыбачишься, ядрена-матрена? Али надоело колеса крутить? Давай-давай!..

Василию сразу стало как-то не по себе. Почувствовал что-то неладное. Степаныч как бы отстранился от него, словно между ними пролегла незримо полоса отчуждения. Василий молча смотрел перед собой и ничего не видел, поскольку взгляд его был обращен внутрь, в глубину самого себя. «Что же со мной происходит? – думал он. – Зазря обидел человека, как есть, зазря. В жизни со мной такого не бывало, а тут – нá тебе! – трах-тарарах. Он ко мне по-доброму, а ему я что? Стыд и только. И еще про детонаторы. Как будто бы Степаныч первый раз везет взрывчатку. Сказанул!»

Надо было как-то исправлять положение, но Василий не знал, как это сделать лучшим образом. И где-то даже слегка растерялся, отчего и сидел насупившимся. Со Степанычем, который был вдвое старше его, у них давно сложились добрые, приятельские отношения, даже больше, чем приятельские. Почитай, с первого же дня приезда сюда, на Солнечный, они подружились. Василий всегда уважительно относился к Степанычу не только потому, что тот был старше годами, а еще и потому, что у того был большой житейский багаж, многолетнее скитание по таежным экспедициям, одним словом, было чему поучиться, да еще и война за плечами. Степаныч щедро делился своими знаниями и опытом с молодежью, с такими, как Василий. Приучал их понимать и любить неустроенный уют и ненормированный труд первопроходцев. И вот – нá тебе! Схамил. По собственной дурости. И молчание затягивалось, становилось неприятно тягучим, как липкая резина. Так и ехали они молчком, словно чужие, незнакомые люди. Тот сам по себе, и он, Василий, сам по себе, а оба – при исполнении службы.