Читать «Тайна Черной горы» онлайн - страница 75

Но жизнь есть жизнь, ничего не поделаешь. Горе, оно не бывает одиноким. Нет избы в селе, где бы война ни оставила когтистого следа. Да что село, оно махонькое, затерялось в таежной глухомани. По всей необъятной России черные следы траурной памяти.

Одолевая свое страдание, терпя то, что могло его погубить, он вместе с Прасковьей снова принялся за нелегкое житейское дело: растить внука, учить уму-разуму и оберегать от случайных холодных вихрей судьбы последний и единственный росток от чухонинского корня. И пошли впрок старания, видать, добрая закваска была в жилах, крепкие зерна лежали внутри. Вырос внук, вымахал ветвистым кедром, живя простой жизнью, и теперь имел свой разум, в истину которого он верил.

Скупой слезой затуманились глаза Мокея, и ему чудилось, что за столом сидит сын Феодосий и улыбается во весь рот, что его другие сыновья подают тихо свои голоса и он слышит их исстрадавшимся отцовским сердцем. Стало ему вдруг светло и грустно. Он, как бы очнувшись, смотрел на Терентия и подумал, что останется чухонинский след на земле, что есть кому понять и унаследовать добро и поучения на будущее время. Мокей вздохнул от этой последней своей мысли. Старый таежник был добрым, и от любви к погибшим ему хотелось, чтоб внук жил за всех умерших, чтобы исполнял их волю и мечты, которые они унесли с собою.

– Вот за Терентия, за корень молодой наш! – дед Мокей счастливыми осоловелыми глазами глядел на внука, расплескивая из полной рюмки самогон. – За наших кержаков!..

За окном зазывно пиликала гармоника, слышались девичьи голоса. Но Терентию нельзя покидать избу. Не положено. Хошь не хошь, а сиди в красном углу и слушай, отвечай, одним словом, держись главным человеком, уважай родню и старших. Гулянки подождут. И Терентий невольно грустно думал о том, что жизнь его складывается не так, как надо бы, что зазря он думал-мечтал все годы службы солдатской о Наталке-Полтавке, хотя ей не написал ни единого письма, надеясь, что она дождется его, если решилась при народе поцеловать… Зазря, выходит, думал о ней ночами, рисовал в мечтах разные сладкие картины. Нету ее, уехала на пароходе. Пусто без нее на душе. Муторно. Навсегда она поселилась в его сердце, свила там гнездо, и сейчас оно своей пустотой томило тоской-печалью.