Читать «Тайна Черной горы» онлайн - страница 210

Зуфар каждую очередную неудачу принимал близко к сердцу, бурно переживал, громко выражая свои чувства, и повторял, размашисто жестикулируя перемазанными мазутом руками:

– Бригадир? Самая последняя должность в бурении! Весь огонь на него в случае непорядков! И шкуру с бригадира снимают, когда нет метров проходки! Хуже нет работы!

Однако тогда, когда дело клеилось и результаты опробований были обнадеживающими, Зуфар сиял и, так же жестикулируя, утверждал обратное:

– Бригадир? Самая главная должность в бурении! Без нашего труда – никуда! Планы, которые на мертвой бумаге обозначены, мы в живое дело претворяем! И людей надо уметь расставить, и за механизмами посмотреть, и всюду надо поспеть и все предусмотреть, чтобы работа весело вертелась! Вот это и есть бригадирство!

Монотонно гудит буровая и, вторя ей, однообразно с глухим ропотом отзываются горы и сонные деревья, примостившиеся на скалах, да чуткое эхо, как бы лениво передразнивая, повторяет и дробит звуки. И в то же время привычный гул, исходивший от буровой, был каким-то особенным, вроде бы более ясным по тону и даже напевно приятным. Очень даже приятным. Особенно для сердца Казаковского. Он вслушивался в него и радовался. Верил и не верил. Глазами видел, умом понимал, а где-то глубоко внутри точил настороженный червячок сомнения: не может быть, это временно, это случайно… Но буровая работала, стремительно вращался ротор, дрожала стрелка манометра, и старый компрессор, чиненый-перечиненый, гнал вниз, в забой, сжатую, спрессованную струю воздуха, очищая на глубине скважину, и со свистящим шумом, чем-то похожим на сипение бурно кипящего чайника, она возвращалась, вырывалась наружу, вынося из далекого подземного нутра частицы пустой породы, разбуренной стальной дробью. И воздух вокруг был необычно сухим, странно пыльным, словно стояли они не на подрагивающем в такт работы механизмов помосте, а находились в кузове грузовика, который жарким летним вечером мчался по проселочной дороге, взметая колесами сухую придорожную пыль…

Казаковский, смиряя волнение, сам стоял за рычагом бурового станка, без пиджака, спешно закатив по локоть рукава белоснежной рубахи, и привычно ощущал ладонями дрожание мощной машины, послушной его воле, и труба, очередная «свеча», медленно уходила в глубину, где буровой снаряд, омываемый не водой, а воздухом, обдуваемый сжатой струей, прогрызал, сверлил твердый гранитный пласт. А рядом с Казаковским, взявшись за руки, словно детвора у новогодней елки, радостно приплясывали, двигались вокруг бурового станка счастливые, уставшие, перемазанные машинным маслом и мазутом, в лихо сдвинутых касках, главные виновники торжества – плечистый и рослый бригадир Зуфар Сайфулин, не уступающий ему ни ростом, ни силой сибиряк Николай Кулонин и молдаванин механик Дмитрий Чобан, который по возрасту был старше всех, находящихся на буровой, но огневого молодецкого задора у него хватило бы на многих. Они двигались ритмично, слаженно, притоптывая кирзовыми сапогами, и дружно напевали, повторяя одни и те же слова: