Читать «Тайна Черной горы» онлайн - страница 177

– Юда! Жид! Комиссар!..

Он знал, что гитлеровцы в первую очередь расстреливали евреев и комиссаров, знал из фашистских листовок, которые разбрасывали немцы с самолетов. В них они призывали убивать командиров и комиссаров и переходить на сторону немцев. Но он хорошо знал и то, что его командир не был евреем, как и не был комиссаром, а просто служил командиром роты, да к тому же еще и беспартийным.

Но Молчун, спасая свою шкуру, выслуживался перед оккупантами. Он в слепой отчаянной ярости наносил удары саперной лопаткой, превращая голову лейтенанта в кровавое месиво, выкрикивая с придыхом:

– Жид!.. Юда!.. Комиссар!..

Эсэсовцы, застывшие с автоматами в руках, казалось, равнодушно и безучастно взирали на его зверствование. А этот Хорст даже брезгливо кривил губы. Так ему тогда казалось. И запомнилось, врезалось в память.

Когда его повели назад на скотный двор, превращенный в лагерь для военнопленных, Молчун от радости не чувствовал земли под ногами: он жив! Его не расстреляли! Заперли его в кирпичном сарае, одного. И Молчун это воспринял как поворот в своей судьбе: его выделили, не посадили со всеми остальными пленниками. И не ошибся. Только страшные минуты пришлось пережить еще раз. На допросе гестаповец, сносно владевший русским языком, спросил:

– Зачем ты убиваль свой товариш?

– Какой он мне товарищ? Туда ему и дорога! – Молчун матюкнулся и облизал пересохшие губы. – Юда он и комиссар! А я не хотел, чтобы и меня вместе с ним расстреляли. Погибать ни за что ни про что, а так, за здорово живешь?.. Нет, спасибочки! – он сам не знал, откуда у него брались слова, но они находились и, казалось, сами слетали с его языка. – Как в листовках ваших? Писали же: «Убивайте командиров и комиссаров и переходите к нам!» Вот я и убил его, чтобы перейти навсегда и окончательно!

– Гут, карашо, – сказал гестаповец, записывая его слова, потом вынул пачку папирос, закурил и, пуская дым в лицо Молчуна, произнес слова, которые ножом резанули его под самое сердце:

– А ми не думаль вас расстреляйт, а только арбайт… немножко работа-работа! Ми харошо знайт, кто есть комиссар, кто есть юде! И никого прощайт не будем.

Всю ночь Молчун ждал своего смертного часа, поскольку понимал, что за самовольное убийство немцы его не помилуют. Однако они его не собирались расстреливать, и он волновался напрасно: гитлеровцы учли его искренние «старания». Такие люди им были нужны. Перевели в другой лагерь, в котором находились такие же отпетые личности, а там его завербовали на службу, он надел чужую форму и – пошло-поехало! – три года в сплошном дыму-тумане. В угарно-хмельном тумане и дыму пожарищ. Карательные войска, специальная зондеркоманда. Приказ – закон! Никакой пощады и сочувствия. Расстреливали, убивали, вешали, сжигали. По одному и группами, пачками. Военнопленных, партизан, заложников, подозрительных мирных жителей. Мужчин, женщин, стариков, детей…