Читать «Тайна Черной горы» онлайн - страница 156

Вадим Николаевич уселся поудобнее на новом жестком стуле, доставленном в поселок недавно с партией конторской мебели, и, выпуская через ноздри успокаивающий папиросный дымок, задумчиво уставился, уперся взглядом в книжную полку, словно там мог прочитать то, на что у него не находилось ответа. Впрочем, не совсем так. Ответ был готов давно, отшлифован многими умами и судьбами, поколениями геологов. И короткое слово «потянуло» вмещало в себя очень многое, и прежде всего то особое состояние души, которое трудно передать словами, трудно высказать, дать конкретное название, ибо его надо прочувствовать. Оно свойственно далеко не каждому, хотя и многим людям, чьи судьбы годами напрочно связаны с дальними походами и рискованными маршрутами, с вечно нестареющей матушкой-Природой, которая, как и всякая женщина, бывает изменчиво разной – то доброй, то злой, то нежно-отзывчивой, то неприступно-холодной. Но всегда обаятельно-притягательной, вселяющей обнадеживающую веру и надежду на удачу.

2

Вадим Николаевич хорошо помнит тот весенний день, когда его «потянуло на природу», а вернее, когда он по-настоящему заболел далеким Мяочаном. Это произошло в том году, когда по Амуру пошел ранний ледоход, поплыли тяжелые кряжистые мрачно-серые льдины с пожухлым снегом, осевшими сугробами, остро поблескивая в лучах еще нежаркого солнца заостренными льдистыми краями, косыми рваными углами, обнажая на миг пронзительную синеву застывшей речной воды, схваченной накрепко сибирским морозом. Льдины двигались плотно, почти впритирку, напирая друг на друга, подталкивая и непримиримо сталкиваясь, вздымаясь, с грохотом и треском, ломаясь и крошась, уходя под воду и выплывая, торопясь скорее по своему извечному маршруту к далекому выходу в океан. Зрителей на высокой набережной собралось много. Хабаровчане любят такие дни. Разве усидишь дома, когда сама Природа громовым треском лопающегося льда, пушечным грохотом и раскатистым гулом, как торжественным салютом, отмечает конец зимней спячки и приветствует наступление великой и долгожданной перемены, начало пробуждения и оживления, этот привычный, но каждую весну повторяемый наново и неповторимо по-своему решительный поворот к свету и теплу, к благодатному и щедрому дальневосточному лету!

Вадим Николаевич хорошо помнит то волнение, которое охватило его, когда он вынул из чулана свою старую потрепанную кожаную куртку, пролежавшую там три года, стряхнул с нее налет затхлой пыли и тут же сунул руки в рукава, примерил. Куртка была ему впору, как и в прошлые годы. И это сразу вселило уверенность. Он не растолстел, не огрузнел, не оброс канцелярским жиром! Есть еще порох в пороховницах! Сунул руки в глубокий боковой карман, извлек оттуда свой берет, порыжевший на солнце и ветру, пропитанный дождями и пóтом, но все еще добротный и ладно сидящий на его голове. Сколько незабываемого и неповторимого в его судьбе связано было с этими добротно простыми и изрядно поношенными вещами! Три долгих года он к ним не прикасался. Они хранились в чулане живыми свидетелями Прошлого, памятью о прожитых радостях и трудностях, об ушедших навсегда годах. Сколько раз жена порывалась их выбросить за ненадобностью, как старую ненужную рухлядь, как отжившую свой век одежду, давно вышедшую из моды, и которая вряд ли когда-нибудь пригодится для носки. Но он не сдавался, оберегая их, и жена в сердцах обещала «не трогать», чертыхаясь, добавляла, мол, «пусть захламляют квартиру».