Читать «Тайна Черной горы» онлайн - страница 137

Георгий Иванович Свиридов

А она ответила, ответила, как и тогда на том вечере, правда, с иной интонацией, вкладывая в знакомые слова совсем иной смысл:

– О! А вы, оказывается, еще и танцуете! – и добавила: – C большим удовольствием!

И они закружились по комнате на маленьком пятачке между столом и детской койкой. Евгений прижимал ее к себе, родную и желанную, пахнущую домом и любовью, придерживая своей рукой ее руку, в которой был зажат алюминиевый половник.

А потом он работал до глубокой ночи, писал и переписывал. Эля сама прикрепила булавкой к матерчатому абажуру часть газеты, чтобы свет не падал на спящего сынишку, и, поцеловав мужа, потерлась щекой о его подбородок, вздохнула и тихо пропела, перефразируя слова модной песенки:

Я тебя немножечко ревную К буровым, к бумагам и делам!..

– Согласен, – машинально ответил муж, продолжая ровным почерком выводить на листе бумаги букву за буквой, выстраивая слово за словом, и каждое из них несло в себе взрывчатый заряд нового приказа.

3

Яростный лай Аркана, а затем грубый стук чем-то тяжелым в дверь заставили Евгения оторваться от бумаг. За окном стояла глухая ночь. Кто-то настойчиво и яростно, громко матерясь, бухал в дверь, грозя разнести ее в щепки. «Не иначе как топором», – машинально подумал Казаковский, на какое-то мгновение застыл на месте, растерянно смотря на вздрагивающую дверь, готовую вот-вот сорваться с петель.

– А-а! Па-а-апка-а!.. – заплакал сынишка, разбуженный грохотом.

Бревенчатые стены дома вздрагивали от каждого удара. Жена, вскочив с постели, перепуганная, бледная, схватила Сашуньку, прижала к своей груди, закрыла своими руками, как крыльями, словно они могли оградить ребенка от опасности. Она не думала о себе. Думала о сыне и о муже. Ей не раз приходилось слышать за своей спиной и ядовитые колкости, высказанные злобно, вполголоса, и открытые угрозы, чтоб, дескать, не забыла напомнить своему мужу-начальнику, что здесь тайга, а не столица, и еще насчет того, чтоб он поубавил свои строгости и не мешал людям «жить по-человечески»…

– Женечка, что ж будет… Женечка!

И со страхом переводила взгляд с застывшего мужа на вздрагивающую под ударами дверь и снова на мужа.

– Женечка… что ж с нами будет?!

Плач сына и голос жены вернули Казаковского к действительности. В два прыжка он очутился возле кровати, где на стуле висел пиджак, а под ним на спинке ремень с кобурой пистолета. «Застрелю! Застрелю любого, кто только переступит порог!» – Казаковский приятно ощутил спасительную тяжесть и холод металла в ладони, и вслух повторил:

– Застрелю!.. – крикнул громко и зло. – Уходи! Застрелю!

Поднял руку, навел пистолет на дверь. На секунду помедлил, выбирая место, куда бы поточнее всадить пулю. Он был полон решимости постоять за себя, за свою семью.

В ответ из-за двери донесся яростный вопль и отборная матерщина.

– Рога поломаю!.. Мать твою за ногу да об стенку!..

Казаковский узнал его. Узнал по голосу. В дверь ломился тот, рыжебородый, которого он свалил сегодня вечером на дороге перед поселком. Палец замер на спусковом крючке, деревенея и каменея. Казаковский с усилием удерживал себя, чтобы не сорваться. Он чувствовал, как теряет власть над самим собой, что он действительно может совершить что-то непоправимо страшное. Убить человека. Что о нем подумают?! Начальник убил своего рабочего. Пьяного дебошира. А все же рабочего экспедиции. И еще подумал о том, что вооруженный всегда сильнее невооруженного. О том, что в руках того, рыжебородого, имелось что-то тяжелое, скорее всего, даже топор, он не подумал.