Читать «Песни пьющих» онлайн - страница 63

Ежи Пильх

— И тем не менее описывать душевное состояние после опорожнения желудка, по-моему, неприлично, — не очень уверенно перебила его Фанни Капельмейстер, на гражданке учительница истории.

— Фанни, тебе надо повторить курс психотерапии с самого начала, — в голосе Сахарного Короля прозвучала язвительная издевка, — ты не отличаешь духовной сферы от сферы чувств. А ведь доктор Гранада, а ведь сестра Виола, а ведь психотерапевт Моисей, он же Я, Спиритус, вместе со своими ординаторшами без конца вбивали тебе в голову, что это две разные сферы. Боюсь, мне придется поставить твой вопрос на вечернем групповом занятии.

— Хорошо. — Фанни вскинула голову и мгновенно превратилась из истощенной карлицы лет пятидесяти, какой она казалась, в высокую властную брюнетку лет тридцати, какой была на самом деле. — Хорошо, но вначале изволь на вечернем занятии сказать, вначале изволь объявить, что сегодня, в четверг 6 июля 2000 года от Рождества Христова, высравшись, ты почувствовал облегчение.

— Незачем мне это говорить, потому что все записано, — ответил Сахарный Король и отчеканил фразу, показавшуюся мне до боли знакомой: — Если я что-то записываю, говорить об этом не нужно. А на вечернем занятии у меня есть о чем рассказать, — с угрозой добавил он.

Однако вечером, когда все, как это было заведено, собрались в столовой, чтобы подвести жизненные итоги, Сахарный Король не попросил слова, вообще не проронил ни звука; ни в тот, ни в какой-либо иной день мы так и не собрались обсудить вопрос, достойно ли описания в дневнике чувств состояние души после опорожнения желудка. Единственным предметом спора тогда стал телефон. (Если только можно назвать спором вялый обмен мнениями.) Исключительно оживленная в тот день Фанни Капельмейстер — возможно, ей нестерпимо хотелось выпить, возможно, она старалась не допустить постыдной дискуссии на известную тему, а может быть, боялась Сахарного Короля, либо ее привел в возбуждение какой-то запретный контакт с внешним миром, — так или иначе, исключительно оживленная в тот день Фанни Капельмейстер подняла руку.

— Я поняла, — сказала она, — не сразу, но поняла, почему нам нельзя смотреть телевизор, слушать радио, играть в домино и прочие коллективные игры, — это я наконец-то поняла, но почему в двадцать один ноль-ноль в отделении выключают телефон, не понимаю.

— Телефон в двадцать один ноль-ноль выключают для блага пациентов, — в ответ на неосознанно учительскую интонацию Фанни Капельмейстер сестра Виола сознательно пустила в ход наставительную интонацию всевластной старшей сестры милосердия, — одни пациенты в это время уже хотят спать, другие хотят еще поработать в тишине, что-то записать…

— О какой тишине вы говорите, — Фанни Капельмейстер снова преобразилась: теперь робкую пациентку-просительницу сменила царственно гордая бунтарка, — о какой тишине вы говорите, о каком спанье, если в двадцать два ноль-ноль начинается уборка коридора, сопровождающаяся шумом и грохотом, а в двадцать два тридцать все мы с личными мундштуками отправляемся в процедурную дуть в алкометр, о какой такой тишине…