Читать «Семья Рин» онлайн - страница 9
Алла Мелентьева
Затем нас принимает Мария Федоровна в своей потрясающе шикарной гостиной. Мы, дети, сгруппировались вокруг матери в одном конце зала. В другом конце, словно королева на троне, величественно восседает госпожа Татарова, а по обе руки от нее — ее отпрыски: слева — дочери-подростки Мэри и Софья, справа — Николя, двадцатилетний красавец, мечта всех русских невест Шанхая.
Мать, бедняжка, очень старается «поддерживать тон»: поддакивает каждому слову Татаровой, хлопочет лицом. Мария
Федоровна ведет себя, как снисходительный манерный истукан. Дети благовоспитанно слушают разговор старших — с разной степенью скуки и безучастности на лицах. Только нашу Анну нельзя назвать безучастной, хотя она и делает изо всех сил вид, что ей скучно, — ведь каждая встреча с Николя воспринимается ею как еще один шаг к счастливому замужеству. Не знаю, что думал на этот счет Николя, но с Анной он всегда держался очень мило, и они действительно были друзьями детства.
— Макс прислал письмо из Лондона… Удивительные вещи пишет… — растягивая слова, словно бы пытаясь специально показать, как ей, в сущности, безразличен наш приход, говорит госпожа Татарова. Затем, обращаясь к сыну, просит: — Николя, будь добр, передай письмо со стола.
— Да, маман, — любезно отвечает Николя, только что сдержавший позыв к зевоте.
Мария Федоровна, принимая письмо, ласково гладит сына по руке:
— Николя нас тоже радует! Первый в списках студентов! За блестящие отметки отец подарил ему автомобиль…
— Ах, какой умница! — чрезмерно умиляется мать. — Я не перестаю восхищаться твоими детьми, Машенька!
Я чувствую: сестрам и брату не нравится это замечание. Лидия кривит губы, а Александр рефлекторно дергает подбородком. Анна старательно улыбается, но виду нее оцепенелый. Мать слегка перестаралась в своем незатейливом рвении сказать любезность. Зачем так нахваливать чужих детей, если есть собственные!
Зато, когда мы покидаем особняк и дворник запирает за нами калитку, настроение матери резко меняется. Добродетели семьи Татаровых теперь уже не восхищают ее, а наоборот — раздражают. Она дает волю чувствам и принимается заочно сводить счеты с Марией Федоровной за холодность приема.
— Слыхали?! Она еще смеет передо мной хвастать!.. Да кто она такая, эта Машка? Вы посмотрели бы на их жалкий вид, когда они сюда приехали! — гневно восклицает она, а затем, приободрившись, добавляет убийственный, по ее мнению, аргумент, который должен развеять в пыль превосходство Татаровых над нами: — А зато у нас — американское гражданство! Пусть-ка попробуют получить американское гражданство! Ха-ха!
— А американское гражданство — это хорошо, мама? Это почетно? — спрашивает Лидия.
— Еще бы! Хоть у них деньги, а зато у нас — гражданство! А без гражданства кто они? Тьфу — плюнуть и растереть! — эмоционально заявляет мать.
Кроме Татаровых, у нас не было близких знакомств в среде русской эмиграции. Мать иногда вспоминала о какой-то Наташеньке, с которой она дружила в горькие двадцатые, но эта Наташенька непонятным образом куда-то исчезла: то ли умерла, то ли сгинула в каком-то борделе.