Читать «Лихое время» онлайн - страница 457

Абрам Иосифович обошёл понизу закругленные ступени, ведущие к главному входу в Нарсоб, посмотрел на отблёскивающие в предвечернем солнце огромные окна зала заседаний. Ему вдруг показалось, что внутренний объём зала источает какое-то неосязаемое, нервное электричество, словно сочащееся через высокие стекла наружу. И эта совершенно непостижимая субстанция обволакивает его, подчиняет, наполняет все клетки тела непонятным, тревожным чувством ожидания финала. Финала, в который до сих пор всё ещё не могли поверить многие читинцы. Финала кошмара, многим казавшимся вечным.

Абраму Иосифовичу подумалось, что начинающийся через несколько дней процесс над бандитами – не только закономерный итог ленковского разгула, длившегося больше года. Это – итог большего. Финал ужаса, который властвовал над людьми и в Чите, и далеко за её окрестностями, уже несколько долгих и мучительных для нормального человеческого сознания и жизненного уклада лет.

Нагайки, тревожные паровозные гудки и зловещие залпы у подножья Титовской сопки в девятьсот пятом… Серые солдатские колонны и отчаянное ржание казачьих лошадей, загоняемых по дощатым сходням в щелястые теплушки девятьсот четырнадцатого… Красно-кумачовая эйфория восемнадцатого, комитеты, декреты, барабанная дробь и фуражки-бескозырки непроницаемо меднолицых солдатиков божественного микадо… Хоругви, аксельбанты и рычащие газолином лакированные автомобили атамана над всеми атаманами, быстро растерявшие лак и блеск под потёками крови из маккавеевских вагонов смерти, партизанская голодная вольница и отчаянность… Шашки, папахи, винтовки, бомбы, патроны, броневики, аэропланы… А потом и эта бандитская сволочь!

Святый Боже, сколько усилий, нервов-жил, пороха, взрывчатки, стали, свинца! И ради чего… Рубить, стрелять, душить, топить, жечь живьём и с живых кожу сдирать, взрывать в клочья друг друга – и конца этому нет до сих пор… Ради чего?

Каблуки проваливались в песок. Если все гильзы патронные, отрыгнутые винтовочными и пулеметными затворами, пистолетами и револьверами рассыпать сейчас по песчаному простору Амурской улицы – наверное, не только её всю покроет латунно-медная россыпь. Но как же тогда зловеще будут звучать шаги!

Абрам Иосифович в который раз нервно и зябко передёрнул плечами, выгоняя из-под реглана не сентябрьский вечерний хиус, а то самое, нервное электричество, заполнившее душу и сердце. Нервное электричество ожидания финала. Вроде бы давно пора наступить такому невиданному счастью, как мирная жизнь, – без выстрелов и взрывов, без ножей в спину и удавок на шею, без распластывающих плоть бритвами шашек и сабель, без пушечной канонады, гула летящей конной лавы и тяжелого дыха сотрясающих землю бронепоездов.

А вот не верится, что такая жизнь может быть! Не потому ли обыватель крестится в ночном сумраке, отгородившись от остального мира прочными ставнями, и с тоской вспоминает батюшку-царя? Крестится и вспоминает… Хотя при чем тут Николашка и прочие Романовы? Тоска человеческая не по самодержавному маразму, а по мирной жизни, которой с тех пор-то и не было больше. Вот в чём дело. И через все минувшие годы то мирное прошлое видится таким сусальным, таким добрым, что катится из глаза слеза, а пальцы сами в щепоть складываются. Святый Боже…