Читать «Белорусы: нация Пограничья» онлайн - страница 91

В белорусской историографии в последние годы достаточную популярность приобрела «литвинская» концепция, согласно которой дворянство Беларуси и Литвы имело «литвинскую» национальную идентичность, основанную на исторической и культурной традиции ВКЛ и отдельную от польской. Как нам представляется, данная концепция не выдерживает критики. Анализ источников убеждает, что случаи противопоставления так понимаемой «литвинскости» и польскости были крайне редки.

В своих лекциях по истории польской литературы в Париже А. Мицкевич писал: «Между этими двумя пространствами простирается огромная страна, которая со времени завоеваний ляхов и норманнов утратила свое истинное название. Простирается она между Бугом и Неманом, Днепром и Черным морем. Заселяют ее многочисленные племена, имеющие различные названия, поскольку не признают уже названия славян за свое родовое. С одной стороны ляхи, позже поляки, вступают здесь со своей властью; с другой норманны основывают здесь свое государство. Страна эта, искони славянская, не имеет своего названия, поскольку не составляет отдельного государства, но склоняется то к ляшской системе, то под русскую власть. Эти земли были покорены Рюриковичами и после того завоевания носят название русских земель. Литвины сохранили им название, напоминающее давнее завоевание, а поляки, подчинив их своей власти, отличают в своем языке русские земли от государства России... Эта большая страна была свидетельницей битв межды Польшей и Россией. На этом пространстве сталкивались две религии, католическая и православная, Речь Посполитая, шляхецкая, поляков и система российского самодержавия вели тут упорные бои» . Так, у Мицкевича территория современной Беларуси и Украины (за исключением, по-видимому, исторической Литвы) представляется как огромное неоформленное безликое пространство, постоянно выступающее в истории как объект агрессивных устремлений самых разных народов — норманнов, поляков, литвинов. Это пространство постоянной борьбы между двумя религиями — католической и православной, и политическими системами — шляхетской Речью Посполитой, поляков, и российским самодержавием. В мировоззрении Мицкевича собственно этнические вопросы отступают на второй план, в разговоре с А. Ходько он, например, утверждал: «В Польшу шляхта пришла с Кавказа, в Литву — князья норманнские, в Россию — татарские и норманнские. Чисто славянского государства до этого времени не было» . Главным фактором развития славянских земель для великого поэта представлялась извечная цивилизационная и идеологическая борьба между Польшей и Россией: «Польша и Россия — это не просто две части земли, но две идеи, которые, стремясь к реализации, взаимно исключаются и ведут извечную борьбу. В зависимости от различных результатов этой борьбы славянские страны и народы склоняются то к одной, то к другой из этих идей. В этих идеях следует искать природу диалектов» . Несомненно, что А. Мицкевич хорошо знал белорусский фольклор и с большой симпатией относился к простому народу. В разговоре с А. Ходько он так охарактеризовал «русинов»: «Из всех славянских народов русины, т.е. крестьяне Пинской губернии, а частично Минской и Гродненской, сохранились больше всего. В их сказках и песнях есть все. Письменных памятников мало, только Статут Литовский написан их языком, самым гармоничным и менее всего искаженным из всех славянских диалектов. Вся их жизнь — в бедности. На своей исторической земле вся жизнь была в страшной нужде и угнетении. Земля же, на которой они живут, убогая, сухая, бесплодная, пески или болота» . Скорее всего в данном случае под «русинами» Мицкевич имел в виду полешуков, если исходить из описания их территории. Причем эти русины представляются великим поэтом в образе жертвы собственной истории и природных обстоятельств, способных вызвать лишь сочувствие. Главной заслугой их является сохранение первозданной чистоты славянства, что является своеобразной моральной компенсацией за постоянное унижение и угнетение. Юлиуш Фальковский вспоминал, что однажды его земляк, недавно приехавший в Париж, при встрече с Мицкевичем рассказывал о патриархальной простоте и чистой вере простого народа, что вызвало бурную реакцию поэта: «Так, Пан! — выкрикнул, прервав его, — верь мне, нет более чистого народа, как наши колтунистые белорусы!». Мицкевич верил, что, соединившись с простым народом, шляхта сможет сбросить российское ярмо: «Надо соединиться с народом и возвыситься до веры простого крестьянина во всемогущество Бога; тогда только победим царизм» .