Читать «Белорусы: нация Пограничья» онлайн - страница 83

Александр Кравцевич

Сложно однозначно ответить на вопрос, в какой степени статистические данные и этнографические карты влияли на процесс формирования белорусского национального сознания. Несомненно, что это влияние было существенным. Знание географии и статистики населения во второй половине XIX — начале XX в. было уже достаточно распространенным среди местной интеллигенции. Более того, начала географии и статистики преподавались в народной школе. Ученик народного училища слышал от учителя, что он белорус, хотя эта «белорусскость» подавалась в западнорусском духе, как часть более широко понимаемой «русскости». Но интеллигент крестьянского происхождения, и не только крестьянского, на психологическом уровне отождествлял себя с населением, которое называлось «белорусами», и с той территорией, которую заселяло это, белорусское, население, — с Беларусью.

Национальная идентификация дворянских элит Беларуси в XIX — начале XX в.

Известный чешский исследователь проблематики национальных движений в Европе Мирослав Грох утверждал, что относительно участия дворянства в нациостроительстве так называемых «малых народов» действует железное правило: если дворян нет в социальной структуре этнической группы в самом начале национального движения, то и позже они не появятся среди национальных активистов . Этот тезис М. Гроха свидетельствовал о его в целом невысокой оценке роли дворянства в национальных движениях плебейских народов Центральной и Восточной Европы. Является ли утверждение М. Гроха справедливым по отношению к белорусской ситуации?

В Речи Посполитой обоих народов к «народу» (нации) причислялась, по сути, только шляхта, которая имела политические права. Но в XVIII ст. под влиянием идей Просвещения многие представители шляхетских элит понимали под «народом» Речи Посполитой не только шляхту, но все общество, включая также и сословие в то время еще крепостных крестьян. Возрастание внешней угрозы со стороны могущественных соседей послужило катализатором развития процесса модерной польской нации. Причем этот процесс происходил не на этнической основе, а согласно просветительской модели гражданской нации, похожей на французскую или, как утверждает социолог Ришард Радик, в большей степени на испанскую модель: «Перед упадком Речи Посполитой формировался в ней просветительский политический тип нации...» . Этноязыковые отличия в данном случае не играли исключительной роли: «Язык понимался элитами клонящейся к упадку Речи Посполитой как средство социальной коммуникации, облегчающее распространение просветительских ценностей, интеграцию всего общества, а не как определитель понимаемого в этническом смысле этнокультурного сообщества» . Не имело существенного значения также и этническое происхождение индивида, тем более что польская и литовская шляхта считали себя потомками сарматов, римлян и других мифических народов.