Читать «Приключения сионского мудреца» онлайн - страница 281

Начальник кафедры сделал для меня исключение и отпустил на два дня, что не было предусмотрено планом подготовки курсантов. Я чувствовал, что он не посмеет отказать, так оно и получилось! До Душанбе доехал на попутной машине, первым делом — к жене и сыну. «А, это ты», — слабо узнала меня тёща. Жена, как оказалось, дежурила, где-то подрабатывала. Я смотрел на сына, который мирно в кроватке спал, действительно красив — «хорошая моя работа», не мог я себя не похвалить мысленно. Возможно, на меня в детстве похож? Кто его теперь знает, каким я был, тогда не фотографировали! Но он получился чистенький! Вроде, не дурак, большой лобик, носик не совсем как мой — меньше, но и не такой, как в Воронежской области! Насмотревшись и не желая будить сына, вышел во двор навстречу жаре и мухам. А вот и жена: «А, привет, ты что, насовсем?» — встретила она меня, как мне показалось, равнодушно, как моя мать когда-то отца.

«Наследуются, вероятно, не только гены, но и судьбы», — подумал я. Зато было легче без угрызений совести через полчаса уйти к себе домой. Мои родители и брат обрадовались явно намного больше! Не заметил, как пролетели полтора дня, и отправился назад к месту службы. Хорошо, что не на пару лет и даже не на пару месяцев! Обратно нашёл «еврейский транспорт» — сокурсница с её отцом поехали навестить будущего мужа и зятя — однокурсника Фиму Фланцбаума. Я дал как-то Фиме из своей фляги напиться, и он сказал, что никогда мне этого не забудет. Всю жизнь будет мой благородный поступок помнить! Водой здесь никто ни с кем не делился! Он и навёл меня на свою невесту: «Сможешь с ней вернуться». — «Красивый у тебя сын», — похвалила она меня, увидев в коляске сына, которого я вёз перед отбытием на сборы. Трогательная картинка — солдат везёт коляску с ребёнком, а рядом жена. Замужество делает некоторых женщин гордыми, заносчивыми, повышается их самооценка, и она может подумать, что поспешила и могла что-то получше найти, например, не солдата, а мужа-генерала! В разговорах в машине время, к сожалению, пролетело быстро. И я снова в Ляуре — в суете «однокотловщиков» и «разномисочников». «Как отпуск провели?» — спросил, увидев меня, зав. кафедрой, а другие офицеры встретили, как будто ждали меня, как спасение! Сразу же отметил, что в столовой завелись мухи и единичные тараканы, прогуливались, пошатываясь от остаточного хлорофоса. «Будут ценить! — подумал я. — А то думают, что мухи и тараканы сами по себе сдыхают! Никто не умирает добровольно, даже мухи!». — «Давайте, чтобы к завтрашнему дню мухи исчезли! — предложил капитан Синицын. — А то наш полковник мне уже всякое высказал. Я заставил одного курсанта, — сказал он, — хлорофосом все обработать, но за ними надо следить, они халтурщики, а я не проследил! Да и у вас это лучше получается, надо ведь не только распылять хлорофос, надо знать где!». — «Да, — согласился я, — надо быть умнее мухи». — «Вот именно! — согласился Синицын. — Возьмите вон того кулябца, он, вроде, здоровый», — указал мне капитан на праздно вечером шатающегося и попавшего ему «под руку» двухметрового кулябца из второго потока, которого я только слегка на вид знал. «Товарищ курсант! — скомандовал Синицын. — Пойдите-ка сюда!». — «Чито хочиш?» — на кулябский манер спросил «гигант». «Возьмите-ка на спину этот бачок! — указал капитан на 30-литровый бак с хлорофосом и с трубкой-распылителем. — И обработайте хлорофосом помещение!». — «Э-э-э-э, такой деля не нада», — махнул рукой кулябец и, развернувшись, ушёл. «Стойте, я вам приказываю!» — завопил, как только мог громко, капитан. «Сказал тибэ — не нада такой работ!» — повторил кулябец. «Возьмите, я вам приказываю!». — «Ти мине не приказывай, я тибе не боюс! Приказывай другой, а не мине!». Побледнев от злости и беспомощности, Синицын побежал к полковнику Зинченко жаловаться, пригрозив, что на гауптвахту посадит кулябца. Не было никакой гауптвахты у капитана Синицына или другой возможности наказать кулябца. Я ещё во время посещения воинской части в Душанбе на 3 курсе видел, как солдаты матом кроют офицеров. Преимущественно это были, в основном, кавказцы, и офицеры были бессильны что либо сделать и боялись солдат. Нам хотели тогда показать, как хорошо налажена служба в армии, а показали хаос. «Не связывайся с капитаном! — перешёл я на другой язык с кулябцем, применив психологический приём, чтобы ему было легче свою гордость умерить. — Я знаю, что ты его не боишься, и правильно делаешь, но с другой стороны, зачем тебе проблемы нужны? Впереди экзамены, и из-за какой то мелочи будут неприятности, а через полтора месяца вполне сможешь его послать!». — «Ладна, давай», — согласился кулябец, надевая 30-ти литровый «бачок» на могучие плечи. Впрягшись, как владимирский тяжеловоз, в телегу, пошёл вперёд, распылять хлорофос, как сеятель! А я рукой, по-ленински, указывал ему путь! «Ага, всё-таки испугался!» — обрадовался маленький капитан Синицын, увидев пашущего запряжённого «кулябского тяжеловоза». — «Конечно, испугался, — согласился я, — а что полковник сказал?». — «Чтобы мы сами справились, нет, говорит, у него средств воздействия, кроме педагогических. Эх, была бы это настоящая воинская часть, он бы у меня попомнил!» — мечтательно произнёс Синицын. Сразу вспомнил тюрьму, завод Таджиктекстильмаш, зэка, которого я без проблем посадил в машину и отвёз в тюрьму. «Солдаты не слушаются не потому, что у офицеров власти нет, а потому что мозгов нет, и властью не умеют пользоваться», — подумал я. Но я не собирался становиться офицером и наводить порядок в Советской Армии, и был счастлив, когда настал день сбросить с себя военную робу. Не удержавшись, припрятал панаму, как сувенир, на память. Местные офицеры смотрели на нас с грустью и завистью в глазах, когда мы сбрасывали с себя форму — это я у них чётко в глазах прочитал! Некоторое время ко мне в гости приходил Фима Фланцбаум — мой «однофляговец». Он понял, что такое «фронтовая» дружба, в условиях полигона Ляур, и не мог мне этой фляги с водой забыть. «Я буду всю жизнь это помнить!» — высокопарно пообещал Фима.