Читать «Приключения сионского мудреца» онлайн - страница 245

Попытка одним махом ввести иглу в вену не удалась, вена оказалась очень упругой и неподатливой. Игла соскользнула с вены и не проткнула её, но я был настойчив и резко со второй попытки проткнул вену, ввёл в неё иглу. Потянув поршнем кровь, обратил внимание, что кровь алая, светлая и сама, без натягивания поршня, рвалась в шприц. Смутные подозрения отбросил, но медленнее, чем положено, ввёл лекарство в кровеносный сосуд, который, как я уже догадывался, оказался артерией, а не веной. Ввести иглу в артерию считалось хирургическим мероприятием, и как я видел на кафедре хирургии, представляло часто трудности и для хирургов. А мне от страха и настойчивости удалось это со второго раза! «Молодец, — похвалила меня процедурная медсестра, — но старайся лучше в вену». Этого больного я наблюдал каждые пять минут в течение часа и убедился, что ему не надо будет подвязывать нижнюю челюсть, и доценту Грызлову придётся ещё немного потерпеть. Практика проходила интересно, и каждый день я чему-то новому учился. Вскоре я почувствовал, что медсестрой мог бы уже без проблем работать. В отличие от машиностроения, я хотел всё уметь сам делать, ничего не бояться, мне было всё интересно. Я хотел себя уверенно чувствовать, в отличие от машиностроения. Это почувствовали и медсёстры, врачи и больные. Больные перестали меня бояться, а я их. Меня хвалили, и это было для меня тоже приятной новостью, в отличие от детства, учёбы в школе, техникуме, работы в тюрьме и на заводах. Окончив практику и сдав по ней зачёт с оценкой «отлично», полетел в Москву, где меня ждала Разумова. Она меня встретила в аэропорту Домодедово. Это был вечер, середина июля, приятная прохлада московского летнего вечера, свежий воздух, чистая зелень! После пыльного душанбинского пекла, +42 в тени днём и +35 ночью, тяжёлой практики в десятом корпусе, приятно было расслабиться и вдохнуть московский воздух. «Какой еврей не любит московский воздух! Это всё равно, что русский — быструю езду!». Мы сели в электричку, которая нас повезла в сторону Павелецкого вокзала, а затем на метро добрались до станции Тушинская, а там — пешком через лужайки, с зарослями пижмы и обилием полевых цветов, от которых исходил опьяняющий запах летнего вечера!

В десятиэтажном доме располагалась двухкомнатная квартира тёти Разумовой. Они жили с мужем, которого назвали ещё в детстве, по-видимому, дядя Коля, ее звали тётя Маша, а их десятилетняя дочь была в пионерском лагере. Тётя с дядей уже спали, был час ночи, а мы с Разумовой присели на кухне. Она правильно сделала, достав из холодильника еду, а главное, «пуричку» — красную смородину, которая растёт и в Бердичеве, но не растёт в Душанбе. Наелись красной смородины, как москали нашу «пуричку» называют. Кисло, но освежило, выпили очень много индийского чая — «три слоника» с московскими конфетами фабрики «Рот Фронт». Просидели до утра, т. к. я говорил и говорил, без умолку рассказывая про практику в десятом корпусе. Разумова больше молчала и с умилением смотрела, как я ел «пуричку» — красная смородина у москалей, с чаем. Была суббота, проснулись днём, и я познакомился с тётей и дядей. Тётя была мало похожа на свою сестру — маму Разумовой, она была седеющей брюнеткой лет 50-ти, а дядя имел красноватый нос и больную печень, что указывало на его хорошее отношение к виноводочным и прочим спиртным изделиям. И дядя, и тётя были гостеприимны и приветливы. Они пригласили нас пойти с ними по грибы и ягоды — всем, чем богато Подмосковье. Пригласили и дядя, и тётя, но поехал один дядя. Он и был грибником, ягодником и рыбаком. На электричке поехали в сторону Истры. Проезжали станции с такими интересными названиями, как Новоиерусалимская, в отличие, наверное, от Старой Иерусалимской в Израиле. Евреев, кроме одного в зеркале, я почему-то ни в электричке, ни за окном не встретил. Всё больше были грибники с лукошками, рыбаки с удочками, пахло в электричке перегаром, куревом, рыбаками, грибниками, матом, и было тесно. Многие толпились и в тамбуре. В электричке внутри свободных мест не было. Все устремились за дарами природы! Уже в лесу дядя Коля нас учил, как отличить свинушки от волнушек и сыроежку от белого гриба, которого ни мы, ни даже дядя Коля не нашли, т. к. москвичей всё же 7 миллионов, а белых грибов значительно меньше. Зато сыроежек нашли много и были очень довольны ими, даже больше, чем дядя Коля, который их за грибы не признавал. Так же он нас не похвалил за найденный мухомор и бледную поганку. Он нашёл ещё пару ягод ежевики и черники, которые подарил нам, по две ягоды.