Читать «Радио Пустота» онлайн - страница 85

– Вот это силища, – отряхиваясь от штукатурки, пропел Ойген.

– Что слышали?

– Да, – глупо посмотрев на гадалку произнес отстраненность гость, – говорили про какую то вечность.

– Вечность?

– Именно!

– Я вас поздравляю, – Давыдовна привстала и дружественно подошла к клиенту, – вы один из нас.

Ойген Генрихович даже позабыл изначально, про цель своего прихода к этой загадочной женщине. В голове теперь только и крутилось….вы один из нас….один из нас….один из нас…

Глава шестнадцатая. Август Сантуцио

Сережа позвонил утром. Разбудил меня своим позитивом. Сказал, что прилетит немедленно. Я поставил чайник и уныло уселся ждать эффекта.

Когда последняя чаинка с усердием растворилась в пузатом чреве, арлекин уже скребся в дверь. Я отворил дверь, и он ворвался в мое субботнее утро, как ветер перемен.

– Может, объяснишь мне, наконец, то, – еще зевая и потягиваясь, промямлил я, – что это за маскарад с философским уклоном вправо, наблюдал вчера я. Не без твоей помощи, разумеется.

– Неужели ты и правда ничего не понял? – Нешлолхов смотрел на меня взглядом последнего мамонта, перед реальной угрозой вымирания.

Я налил ему чаю и жестом пригласил присесть. Но он как заведенный носился по моей квартире и не переставая, кричал.

– Неужели ты не понял. Хорошо, тогда я тебе расскажу, как это понял Август.

– Ну, – отхлебнув бодрящего и горячего, снизошел до него я, – попробуй, – Август, это же тот сумасшедший, с копной волос и вечно трясущейся конечностью?

– Он поэт, и живет порядком давно. В прочем так же как и ты и я, и все общество сфер. Просто я это понимаю и он, то есть Август, или как он сам себя любит называть… Сантуцио.

– Ага, Сантуцио. Он мне, между прочим еще вчера попытался что то рассказать про наше с ним единство в бессмертии. Так что он там понял то?

– Не ерничай, – обиженно сказал Сережа и начал свой рассказ.

– Его звали Август.

И был он такой же теплый и дождливый. Урожайный на комплименты женщинам и склонный рассуждать о скоротечности прихода осени жизни, когда природа, вместе со всем в ней прибывающем начнет, умирая засыпать. И странно было слышать от такого, еще молодого человека, вечно одетого в поношенный зеленый сюртук и тертые временем черные башмаки, такие изречения мысли. Он был поэтом, ну или старался им быть. Стихи его никто всерьез не воспринимал, или порой они смешили своими глупыми словосочетаниями и несуразными рифмами.

– Это очень красиво, – говорил ему сейчас его издатель, – но поймите, это же дворовая лирика. Нам такого добра, приносят в день километры. И я все это должен прочитать и оценить.

– Но мне казалось…

– Не спорьте со мной уважаемый Август, – оборвал его оправдательную речь издатель, – поищите себя, в чем нибудь другом. Поймите же вы, милейший вы человечище, поэзия это тонкая иллюзия. Тоньше самого тончайшего хрусталя. Поэзией лечат души, пропитывают время мыслью и страстью. А вашими стихами, если их, возможно, так назвать, извините меня искренне, возможно только стены в туалетах оклеивать.