Читать «Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов» онлайн - страница 409

Это не только его убеждение, уж кто бы другой, а Андрей Ильич не смолчал бы и со свойственной ему прямотой сказал: «Не упрямьтесь, Яков Гаврилович, вы не правы, прислушайтесь к тому, что говорят об этом другие».

Приписав себе заслуги, связанные со счастливым исходом испытания, и переложив ответственность за дурное на других, Яков Гаврилович успокоился. Чем больше налаживались его личная жизнь и работа института, тем более крепла его уверенность, что так оно было и иначе быть не могло.

В душе Студенцова утвердилось спокойствие, и ничто уже не могло его поколебать. Он продолжал не понимать истинной причины своего несчастья. У него была своя — и никакая другая ему не нужна была. Она не сделала бы его лучше. Было бы безумием прислушаться к тому, что говорит его жена и подсказывает ему порой сердце.

Если бы Яков Гаврилович был способен понять, что с ним случилось, он сказал бы себе:

«Природа одарила меня живым и острым умом, умением разбираться в окружающей обстановке, искать и находить свое место в жизни. Не будучи глубоким человеком и не склонный заниматься научными проблемами, я был счастлив, получив степень доктора наук, избавиться от научных исканий…

Мне предстояло сделать выбор между деятельностью ученого и какой–нибудь другой профессией, менее обременительной, не подверженной конкуренции одаренных умов. Удачно решив операцию на пищеводе и добившись заслуженного признания, я рассудил, что должность директора института даст мне возможность, будучи по–прежнему в научной среде, не заниматься наукой…

Я управлял коллективом молодых и немолодых ученых, не завидовал их успехам и не присваивал себе их трудов. Слава знаменитого хирурга была более чем достаточна для меня. Время от времени становилось известно, что в моем институте проведены интересные опыты, и мне было приятно, что еще один труженик будет награжден по заслугам. Были у меня свои радости, когда весть о моей удачной операции или интересно поставленном диагнозе заставляла хирургов вспомнить обо мне.

Дурное в моей жизни началось позже. Прекрасно устроившись и наслушавшись похвал, я вскоре оказался весь занятым собой. Каждый день открывал мне новые достоинства, незамеченные прежде в себе. Восхищение сгружающих возбуждало во мне желание еще больше нравиться, еще больше вызывать похвалу. Так как этим людям нравилось мое остроумие, шутки, умение оглушать парадоксами собеседника, до всего же остального км не было дела, — я, увлеченный этим спортом, перестал заниматься собственным делом, тем единственно прекрасным, что было во мне.